Биография
Тихон (Белавин Василий Иванович), Патриарх Московской и всея Руси.
Родился 19 января 1865 года в г. Торопце в семье священника Псковской губернии.
Когда наступило время обучения его наукам, родители определили отрока в Торопецкое духовное училище, где он с необыкновенным желанием и старанием впитывал в свое сердце и ум преподаваемые дисциплины. Кроткий и молчаливый нрав отрока приводил в удивление его товарищей, которые, зная его незлобие, часто над ним смеялись и подшучивали, обращаясь к нему со словами: "Ваше святейшество". А однажды, желая еще больше позабавиться над ним, сделали из каких-то отбросов жести кадило и, махая на него, восклицали: "Вашему Святейшеству, многая лета". Так десница Божия и через невинные шалости детей указывала на присущую благодать Божию в сердце отрока, приготовлявшую его к высшему служению Церкви. Окончив училище, он поступил в Псковскую духовную семинарию, в которой учился одним из первых, а по окончании семинарии поступил в СПБ духовную академию.
В 1888 году окончил академию и был определен преподавателем Основного, Догматического и Нравственного богословия в Псковской духовной семинарии. Преподавал он и французский язык.
В декабре 1891 года пострижен в монашество, а 22 декабря — рукоположен во иеромонаха.
В марте 1892 года назначен инспектором Холмской духовной семинарии, а в июле того же года определен сначала ректором Казанской, а затем Холмской духовной семинарии.
Здесь он, кроме обязанностей по семинарии, выполнял и другие поручения. Он состоял председателем Епархиального Училищного Совета, председателем православного братства и цензором изданий. На нем лежало руководство монастырским благочинием Холмско-Варшавской епархии.
19 октября 1897 года хиротонисан во епископа Люблинского, викария Холмско-Варшавской епархии. Хиротония была совершена в Троицком соборе Александро-Невской Лавры митрополитом СПБ и Ладожским Палладием, архиепископом Казанским и Свияжским Арсением, архиепископом Финляндским и Выборгским Антонием и Преосвященными: Иоанном, епископом Нарвским и епископом Гурием.
С 14 сентября 1898 года назначен епископом Алеутским и Аляскинским.
Прибыл в Америку 30 ноября 1898 года.
С 1900 года — епископ Алеутский и Северо-Американский.
Здесь он в течение многих лет трудился на благо Православной Церкви. Им были приняты прежде всего мероприятия по подготовке пастырей из числа американских граждан. Для этой цели он усовершенствовал миссионерскую школу в Миннеаполисе и превратил ее в духовную семинарию, чем устранил необходимость присылать из России священника. Перенес свою кафедру из Сан-Франциско в Нью-Йорк.
Ему принадлежит заслуга основания Свято-Тихоновского монастыря возле г. Скрантона в штате Пенсильвания. При этом монастыре им же была устроена школа-приют для детей, потерявших родителей.
Лично сам посещал отдаленные места своей епархии, благовествуя Евангелие.
В одной из таких поездок с ним произошло событие, которое только промыслом Божием обошлось без трагического конца.
Вместе со священником Коргинским он из Востока, после освящения храма в честь Пресвятой Троицы, отправился на фермерской телеге в Бивер-Крик. Когда они были в миле расстояния от Бивер-Крика, вдруг в упряжке что-то оборвалось и лошади, всполохнувшись, понесли. Началась быстрая скачка по ухабам, рытвинам, рвам. Кучер был стащен на землю и в тот момент сильным толчком выбросило и владыку.
Падение, каким-то чудом, обошлось без поломов костей и без вывихов. При падении одна нога попала под колесо, но инстинктивно счастливым движением ему удалось выдернуть ее из сапога в то мгновение, когда колесо захватило сапог, сорвало совершенно каблук и подошву и вместе с сдернутым с ноги чулком отбросило сапог как измятую тряпку, в сторону..., но зато другая нога, подвернувшись, причинила ему немало боли и страданий, вследствие происшедшего растяжения жил. Еле ступая на больную ногу, он решил идти пешком, лишь бы не откладывать служения Божественной литургии, но, к счастью, встретил по пути фермерский воз и на нем доехал благополучно к часовне.
Таковы были трудности, связанные с обозрением епархии.
5 мая 1905 года был возведен в сан архиепископа.
Под его председательством в Майфильде созван был первый Православный Собор Северо-Американской Церкви, объединивший между собой переселенцев, приехавших в Америку из России, Галиции, Венгрии, Буковины и других православных стран.
В его правление Православной Церковью в Америке все были объединены общностью положений, интересов, чувств, мыслей: по всей миссии господствовало блаженство мира, согласия, любви и дружбы. Был один архипастырь и одно стадо.
25 января 1907 года назначен архиепископом Ярославским и Ростовским.
13 марта 1907 года состоялся отъезд из Америки.
И здесь он проявил горячее участие и заботу о пастве. Он рассматривал свою епархию не как объект для архиерейского администрирования, а как свою духовную семью, о которой он должен иметь отеческое попечение. С этой целью он часто объезжал приходы Ярославской епархии и за семь лет посетил их все до одного, притом многие по нескольку раз.
При объездах он лично знакомился с приходским духовенством, с его деятельностью и поведением, узнавал семейное и материальное положение каждого причта, входил во все подробности приходской жизни и через то уяснил себе характер и наклонности каждого пастыря и церковнослужителя.
Посещая тот или иной приход, Преосвященный Тихон запросто останавливался у настоятеля, посещал семьи других членов причта и, можно сказать, входил в самую гущу их повседневной жизни. Рассказывают, что он всегда интересовался семейными альбомами, потому что фотографии родных и знакомых хозяина часто раскрывали его внутренний мир с самой неожиданной стороны.
Так каждый священник и церковнослужитель епархии, в окружении своих семейных и близких людей, входил в богатую память Преосвященного Тихона и становился предметом его отеческой любви и заботы. Через то он знал церковную жизнь епархии в таких подробностях, которые позволяли ему принимать в нужных случаях самые целесообразные и полезные решения.
Известно, например, его обращение к ярославской пастве с таким предложением: 1) анонимных писем-доносов ему не присылать, ибо таковым не только не будет придаваться значение, но они не будут читаться им; 2) в прошениях не писать кавалеру орденов (духовные лица лишь сопричисляются к орденам, но не состоят кавалерами оных); 3) при представлениях не делать ему земных поклонов. ("Церк. Ведом." 1907 г., № 28).
Во время поездок по епархии Преосвященный Тихон однажды усмотрел, что в некоторых церквах проскомидийные деньги кладутся прямо на жертвенник. Чтобы в дальнейшем избежать такого неблагоговейного отношения к священному месту, он предписал завести по церквам епархии особые кружки, специально назначенные для проскомидийных денег. ("Церк. Вед." 1907, № 30).
Еще более показательным для архипастырского духа Преосвящ. Тихона явилось его распоряжение о ставленниках, приезжающих в Ярославль для рукоположения. Он предписал им не привозить с собой жен и останавливаться либо в Спасском монастыре, где имелось помещение для ставленников, либо у родных и знакомых, но не в гостиницах, где обстановка не способствует духовной сосредоточенности и молитвенному настроению, столь необходимым при рукоположении. ("Церк. Вед." 1907, № 35).
Все свои распоряжения и воспитательные мероприятия Преосв. Тихон проводил с необыкновенным тактом, не допускавшем никаких резких выпадов против виновных. Однако такое отношение к ним не было выражением излишней мягкости. Напротив, он был тверд и неподкупно справедлив, но свою твердость он осуществлял в отеческом терпении и благожелательности к подчиненным, которые любили его, как отца.
Всеобщая любовь к архипастырю усугублялась его беспримерной доступностью и для духовенства и для мирян. Он не уставал оказывать самое трогательное внимание каждой просьбе и всякой нужде, пленяя сердца своей исключительной добротой и участливостью. Его внимание к подчиненным простиралось даже до того, что он записывал себе на память даты для дней Ангела, чтобы затем аккуратно посылать им письменные поздравления. Что это не было исканием популярности, а только выражением подлинно отеческого внимания, свидетельствует такой факт, уже в бытность владыки Тихона Патриархом старый швейцар Петербургской духовной академии в день своих именин получил от него поздравительную телеграмму.
Такое постоянство в отеческом внимании и такая простота в отношениях с людьми показывали в Преосвященном Тихоне необыкновенно чистое и смиренное сердце...
В области принципиальной Преосв. Тихон был тверд и неподкупен и свои идеи проводил настойчиво и последовательно, хотя и без резких столкновений и выступлений. Эта принципиальность соединялась в нем с независимым отношением к сильным мира, склонявшимся в большинстве случаев перед нравственной высотой святителя. Впрочем были и столкновения. Одно из них произошло с Ярославским губернатором, который добился перевода Преосвященного Тихона на другую кафедру.
22 декабря 1913 года назначен архиепископом Литовским и Виленским. (В "ЖМП" 1950, № 5, с. 67 ошибочно указан год назначения на Литовскую кафедру 1914-й. См. "Церк. Вед." 1914, № 2, с. 5).
В 1916 году награжден бриллиантовым крестом для ношения на клобуке.
19 июня 1917 года в Москве состоялся съезд духовенства и мирян Московской епархии для выборов Московского митрополита, на котором и был избран архиепископ Тихон.
С 13 августа 1917 г. — митрополит Московский и Коломенский.
Интересно отметить одно событие, предвозвестившее избрание митрополита Тихона Патриархом.
Незадолго перед тем, как начаться Предсоборному Совещанию в Москве, в Соловецкий монастырь для упорядочения монастырской жизни прибыл Архангельский епископ Иоанникий (Казанский). Когда он, в сопровождении монастырского духовенства и иноков, входил в Св. Врата монастыря, то находившийся в больничных покоях инок по имени Тихон (которого братия считала помешанным), подбежал к окну, открыл его и, став на подоконник, начал обеими руками по-архиерейски благословлять входящий народ и громко восклицать: "Мы, смиренный Тихон, Патриарх Московский и всея Руси, объявляем..." Затем стремительно взглянул на входящего архиерея, воскликнул: "и тебя благословляем".
Смущенный необычными действиями и возгласами инока, епископ Иоанникий спросил о. настоятеля: "Кто это такой?" Ему ответили: "Это инок Тихон, который вот уже как год тому назад, помешавшись умом, начал часто подходить к окну, благословлять входящий народ и произносить подобные изречения".
Удовлетворился ли епископ ответом настоятеля, неизвестно, но действия и возгласы инока остались для него непонятными до того дня, когда перст Божий указал как на достойного кандидата в патриархи бывшего тогда митрополита Тихона.
В августе 1917 года в Москве был созван Всероссийский Поместный Собор, определивший дальнейший ход жизни Русской Православной Церкви.
На Предсоборном Совещании в русском епископате образовались группировки, одна из которых в большем количестве была сторонниками архиепископа Харьковского Антония (Храповицкого), а другая — в меньшем количестве — архиепископа Новгородского Арсения (Стадницкого). Было замечено, что группа архиепископа Антония держала себя замкнуто.
Не входя в исторические стороны Собора, мы остановимся на самом моменте избрания патриарха, относящегося непосредственно к личности Патриарха Тихона.
На Предсоборном Совещании был утвержден вопрос о восстановлении Патриаршества в Русской Церкви. Наряду с этим, уже на самом Соборе возник другой вопрос, а именно, кого избрать в патриархи? Мнений по этому вопросу было много. Тогда общим совещательным решением постановили избрать тайным голосованием несколько кандидатов. Каждый епископ должен был вписать имя кандидата в бюллетень и опустить в урну.
Когда окончилась операция тайного голосования, тогда выяснились три кандидата: архиепископ Антоний (Храповицкий), получивший более 50-ти голосов, архиепископ Арсений (Стадницкий), получивший около сорока голосов и митрополит Тихон (Белавин), получивший самое меньшее число голосов.
После этого, члены Собора применили древний обычай избрания патриарха — жребий. На трех одинаковых листочках чистой бумаги были написаны имена трех кандидатов и положены в специальный ковчег. Этот ковчег с жребиями был поставлен пред чудотворной иконой Божией Матери Владимирской, в храме Христа Спасителя, куда ее принесли из Кремля.
Утром, на следующий день, была совершена Божественная литургия, а затем в присутствии всего епископата отслужен молебен Московским святителем.
После совершения молебна старейшие из архиереев взяли под руки приведенного к началу службы старца-слепца иеросхимонаха Алексия, затворника Зосимовой пустыни и подвели к образу Богоматери, у подножия которой стоял ковчег.
Наступила таинственная минута ожидания. Присутствующие затаили дыхание, молясь каждый в своем сердце и ожидая указания Божия.
Старец-слепец с помощью маститых иерархов сотворил три поклона пред образом, вздохнул из глубины души к Богу и вынул из ковчега жребий.
Раскрыли жребий и увидели в нем яркими буквами написанное имя "Тихон".
Так первые стали последними, а последний — первым. Мало кто был убежден в том, что митрополит Тихон будет избран в патриархи, большинство почему-то верили в избрание архиепископа Антония, который в это время находился в Новгороде и ожидал телеграммы, извещавшей о его избрании в патриархи. Но, Господь отринул гордого, и избрал смиренного, ибо последний действительно был скромный, неизменно приветливый, мягкий в обращении, и, по определению верующих и духовенства, "тишайший".
По сказанному кем-то в Москве крылатому слову в то время говорили, что из трех достойнейших кандидатов Бог указал на "умнейшего" Антония и не "строжайшего" Арсения, а "добрейшего" Тихона.
Итак, с 21 ноября ст./ст. 1917 года митрополит Тихон стал Патриархом Московским и всея Руси.
Он стал во главе Церкви в тот момент, когда корабль Русской Церкви входил в полосу крайне бурных событий. Полный политических страстей колебали его, подводные камни разномыслия и вражды угрожали его целости.
Ему пришлось действовать в сложнейшей обстановке внутренних церковных противоречий. Он твердо защищал интересы и единство церкви от внутренних и зарубежных раскольников. Им были осуждены действия Карловацкого собора, а равным образом и действия раскольников — живоцерковников и обновленцев.
Святейший умер на руках своего келейника в ночь со вторника на среду, 1925 года. Во Вторник было Благовещение, но Святейший не служил, так как чувствовал себя плохо. Литургию последний раз Святейший совершил в воскресенье. В Понедельник он был намерен служить всенощную в храме на Тверской, а во Вторник (Благовещение) — Литургию в Богоявленском храме в Елохове. Вследствие болезни зубов у Святейшего была произведена операция, но очевидно не все было благополучно, т.к. появилась опухоль, и, Святейший, чувствуя себя не в силах служить, как говорили, "послал свою мантию" митр. Петру, давая тем знать, чтобы этот последний отслужил за него в названных храмах. Опухоль опала и Святейший чувствовал себя лучше. Святейший все время находился в лечебнице Бакуниной на Остроженке, откуда довольно часто выезжал служить.
Одни говорили, что 25 марта днем Святейший чувствовал себя лучше и даже занимался делами: читал письма и бумаги и писал резолюции; другие, наоборот, утверждали, что Святейший уже с воскресенья не мог не только писать, но и читать и почти без сознания лежал на постели. Правда, конечно, где-нибудь в средине, но как бы то ни было, часов около десяти вечера Святейший Патриарх потребовал умыться и с необычайной для него строгостью, "с серьезным тоном, к которому я не привык", — рассказывал его келейник, Константин Михайлович Пашкевич, — сказал: "Теперь я усну... крепко и надолго..."
Несколько времени он лежал спокойно. Потом сказал келейнику: "Подвяжи мне челюсть", и настойчиво повторил это несколько раз: "Челюсть подвяжи мне, она мне мешает". Келейник смутился и не знал что делать".
"Святейший бредит", — сказал он сестре, — "просит подвязать челюсть".
Та подошла к Святейшему и, слыша от него такую же просьбу, сказала: "Вам тяжело будет дышать, Ваше Святейшество".
- "Ах, так... ну хорошо, не надо", — ответил Святейший. Затем немного уснул. Проснувшись, он подозвал келейника и сказал: "Пригласи доктора".
Сейчас же было послано за доктором Щелканом, а до его прибытия пришли врачи лечебницы. Пришедший Щелкан стал на колени у постели Святейшего, взял его за руку и спросил: "Ну как здоровье? Как Вы себя чувствуете?" Святейший не ответил. Щелкан держал рука Святейшего, замирающий пульс говорил ему, что здесь совершается таинство смерти. Он обвел глазами присутствующих врачей в знак того, что жизнь угасает, надежда на благополучный исход иссякла.
Минута проходила за минутой. Святейший лежал с закрытыми глазами. После маленького забытья Святейший открыл глаза и спросил: "Который час?".
- Без четверти двенадцать.
- "Ну, слава Богу", — сказал Святейший, точно только этого часа он и ждал, и стал креститься.
"Слава Тебе, Боже", — сказал он, и перекрестился.
"Слава Тебе, Боже", — повторил он и снова перекрестился.
"Слава Тебе, ..."- сказал он, занес руку для третьего крестного знамения и... так и остался с рукой, сложенной для крестного знамения, поднятой к челу. Патриарх всея России тихо отошел ко Господу.
В среду 26 марта по ст/ст., в пять часов утра, когда вся Москва еще спала, в карете скорой помощи, тихо и незаметно, Патриарх всея России из лечебницы Бакуниной был перевезен в Донской монастырь.
Из патриаршей кельи, куда сначала доставлено было тело почившего, на носилках Святейший торжественно был перенесен в собор и облачен в патриаршее облачение — темно-зеленое бархатное, шитое золотом. Присутствующие архиереи руками Святейшего благословили народ, точно сам почивший Патриарх, отходя в лучший мир, прощался со своею паствой и в последний раз благословлял ее.
На носилках тело почившего Первосвятителя было внесено в алтарь. С северной стороны престола стоял приготовленный гроб. По троекратном окаждении и окроплении гроба святой водой, Архиереи подняли тело почившего и положили во гроб. Затем архиереи вынесли гроб из алтаря и поставили посредине собора на приготовленном месте.
Поклонение почившему во гробе Первосвятителю началось в среду и беспрерывно продолжается день и ночь, не прекращаясь и во время всех богослужений. Кто может сосчитать, сколько прошло народа за эти дни? Пробовали: в одну минуту проходило с обеих сторон гроба по 50-60 человек с каждом, т.е. 160-17- тысяч в сутки. То медленнее, то быстрее движется очередь: целуют крест, Евангелие и одежды Святейшего и, как выражаются газеты, "вежливо, но быстро выпроваживаются дальше", чтобы освободить место для следующих.
В течение нескольких дней у гроба Святейшего совершались панихиды.
Ниже мы помещаем описание очевидца, Ленинградского протоиерея А.Л., всенощной в канун праздника Входа Господня во Иерусалим и чина погребения в самый день праздника.
Всенощное бдение совершалось праздничное — Входа Господня в Иерусалим (Вербное Воскресение). Служил архимандрит Владимир с протодиаконом Холмогоровым. На литию выходили митр. Сергий с сонмом духовенства. После литии им было сказано теплое слово о почившем Патриархе, в котором митр. Сергий указал на особенную способность Святейшего: — он весь как бы растворялся в деле, которое он совершал.
"Что привлекло сюда такое множество народа? Какое-либо торжество или празднество? Или, может быть, любопытное зрелище? Нет, не любопытство, не получение удовольствия, а смерть отца. Нас привлек сюда этот гроб, в котором почивает Великий Господин и Отец наш, Святейший ТИХОН, Патриарх Московский и всея России.
Его нравственный облик — обаятелен; ласковость, простота, общедоступность — всем известны. Его святительская деятельность и до избрания в Патриархи никогда не сопровождалась внешним блеском. Его личность не была заметна. Казалось, что он не имел никаких особенных дарований, которыми мог бы блистать. Как будто даже он ничего не делал. Не делал, но всегда его деятельность была плодотворна по своим результатам; не делал, но при нем какой-то маленький американский приход превратился в Американскую Православную Церковь. Будучи Епископом в Сев. Америке он перенес Русскую Архиерейскую кафедру из Сан-Франциско в столицу Штатов в Нью-Йорк, возвысив там Православную Церковь в Америке на степень Вселенской. Тоже было в Литве и в Ярославле, где последовательно служил Святейший в сане архиепископа. Тоже повторилось и в Москве. Казалось, что он ничего не делал, но тот факт, что вы собрались здесь под сенью православного храма, есть дело рук Святейшего. Он на себе одном нес всю тяжесть Церкви в последние годы. Им мы живем, движемся и существуем, как православные люди.
По своему характеру почивший Святитель отличался величайшей благожелательностью, незлобивостью и добротой. Он всегда одинаково был верен себе и на школьной скамье, и на пастырской и архипастырской ниве вплоть до занятия Патриаршего Престола. Он имел особенную широту взгляда, способен был понять каждого и все простить. А мы очень часто его не понимали, очень много обвиняли и еще больше огорчали своим непониманием, непослушанием, своеволием, отступничеством. Он один безбоязненно шел прямым путем служения Христу и Его Церкви.
За что любил его православный русский народ? Каким образом у почившего созрели такие высокие редкие добродетели?
Любил русский православный народ своего Патриарха, потому что он возрастил эти богатые добродетели на почве церковной при благодатной помощи Божией. "Свет Христов просвещает всех", говорил Слово Божие, и этот свет Христов был тем светочем, который путеводил почившего во время его земной жизни.
Будем надеяться, что за высокие качества милосердия, снисходительности и ласки к людям Господь будет милостив и к нему, предстоящему теперь пред Престолом Всевышнего".
Не точно, не буквально, отрывочно, я записал эту речь, но и из этой бледной записи видна основная мысль митр. Сергия, и мне кажется, что это лучшая характеристика Святейшего, какую я слышал за эти дни.
На Полиелей выходили, если не ошибаюсь, около двенадцати архиереев, в том числе митрополиты: Петр, Сергий, Серафим, Тихон и другие епископы, указанные в расписании. К ним присоединились епископы Венедикт, Иларион и многие другие. Священников было более сорока человек. Истово совершалось богослужение. Превосходно поет хор певчих, составленный из всех выдающихся хоров Москвы, по десять человек от каждого: Воронова, Чеснокова и др. А толпы народа бесконечной вереницей идут ко гробу Святейшего, молятся, прикладываются и уступают место все новым и новым поклонникам. Только когда митр. Петр совершал каждение после величания, на время остановился людской поток, а после чтения Евангелия вновь пошел, чтоб не прекращаться всю ночь.
Всенощная окончилась около одиннадцати часов, и начались панихиды и чтения Евангелия, продолжавшиеся всю ночь до Литургии.
На другой день 30.III.-12.IV в половине шестого часов утра я совершил раннюю литургию в церкви св. Саввы Освящ. в сослужении священ. о. Димитрия Крючкова, о. Александра Гумановского. Поминали, как и везде в Москве: "Господина нашего Места Патриарха Блюстителя Высокопр. Петра, митрополита Крутицкого" и за упокой "Новопрестав. раба Божия Великого Господина и Отца нашего Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея Росси". После литургии совершили торжественную панихиду, взяли с собой белые ризы и в половине десятого отправились в Донской монастырь, так как начался праздник Входа Господня во Иерусалим — день погребения Святейшего Патриарха Тихона.
Первая же пересадка (с № 17 на "Б") у Смоленского рынка, показала нам, что мы можем опоздать не только к обедне (до обедни оставалось еще полтора часа), но и к отпеванию, весь Смоленский рынок был переполнен народом, стремившимся в Донской. Это была не кучка каких-то салопниц и божиих старушек, как любят выражаться газеты: нет, это был весь целиком русский народ, вся Москва, представители всех слоев населения не только Москвы, но и прилегающих сел, деревень и городов. Интеллигенция по обычаю молчала и пряталась, а просто верующие совершенно определенно и громко спрашивали билет "до Донского" или говорили прямо: "к Святейшему", вполне справедливо предполагая, что кондуктор должен знать куда дать билет.
Были попытки опорочить память Святейшего, но они тонули в массе сочувствия и почитания и вызывали спокойную и вескую отповедь. "Вот сколько Святейший Тихон собрал народу", — слышится чей-то голос.
- Причем тут Тихон, — пробует возразить кто-то, — просто кому куда надо, тот туда и едет.
- Нет, брат, — говорят в другом месте, — и слепой видит куда народ стремится. Это, ты, дядя, куда едешь?
- В Донской, к Святейшему, — ответил мужик, — нарочно из деревни приехал.
Трамваи не вмещают народа, желающего попасть в Донской и многие идут пешком. Точно ручейки лились из всех улиц по одному направлению, сливаясь в широкий поток и чем ближе к Калужской площади, тем все больше и больше росли волны народа, образовался какой-то водоворот из людей, трамваев, экипажей и, покружась на площади, шумным потоком устремлялся на Донскую улицу.
Мы вышли из трамвая. Подхватили нас эти волны и понесли по тому же направлению. Вся Донская улица была запружена народом, оставался только узкий проезд, по которому бесконечно лентою тянулись извозчики и изредка автомобили.
Весь двор монастыря был уже полон народом. Мы пробрались от ворот к собору. Здесь нас остановил батюшка в епитрахили (один из распорядителей) и сказал: "Вот и хорошо, что вы сюда пришли. Облачайтесь, сейчас выйдет Преосвященный служить панихиду". Вышел епископ Афанасий (Сахаров) и началась панихида. Сначала из священников были только мы с о. Александром, затем подошел о. Димитрий, за ним потянулись другие и к концу панихиды набралось человек двенадцать. Вышел в облачении еще один архиерей, и несколько диаконов. Пел весь народ. Во время панихиды прошли какие-то трое мужчин и одна дама. Распорядитель их сначала не пустил, но когда они показали бумагу, тотчас же провели в собор. Это были, как оказалось, представители английской, французской и др. миссий. Насколько это правда не знаю, да и не спрашивал. После панихиды мы отправились вслед за архиереями в собор. Небольшой храм был переполнен, мы прошли в алтарь. Архиереи и священники все в облачениях заняли его весь. Служили литургию двенадцать архиереев, заранее назначенных. Между ними были митрополиты: Петр, Сергий, Серафим Тверской, Серафим (Чичагов) Варшавский, Тихон Уральский, епископ Борис и другие. Среди священников — архимандриты: Нил, Владимир, Георгий (из Данилова монастыря), прот. Н. Пашкевич из Ленинграда.
Ввиду тесноты в алтаре, которая грозила еще увеличиться, когда из теплого собора придет все духовенство, было решено поставить священников у гроба Святейшего. Духовенство стало вокруг гроба и архиерейской кафедры в три ряда и заняло всю середину собора. С обеих сторон были оставлены совершенно свободные проходы, но народ уже не прикладывался, а только проходил мимо и издали смотрел на почивающего в гробе Первосвятителя. Этот поток не прекращался вплоть до отпевания и отчасти во время отпевания.
Шла литургия. Задушевно пел соединенный хор певчих. Благоговейная тишина царствовала в храме. "Отче наш"... Митрополит Петр благословил народ. Закрылись царские врата. Причастный стих. На амвон вышел проф. прот. Громогласов.
"Радуйтеся всегда о Господе, и еще говорю: "радуйтесь" (Филипп. IV, 4), — начал он свою речь. Эти слова для многих могут показаться странными; здесь гроб, люди идут оплакивать своего Великого Господина и Отца Святейшего Патриарха Тихона и время ли призывать к радости и к радости сугубой, можно ли тут радоваться, когда великая скорбь теснит наше сердце, — по-человечески это так законно и было бы неестественно, было бы чудовищно, если бы ее не было. Да, но несмотря на это я все-таки повторяю: радуйтесь всегда о Господе: и еще говорю: "радуйтеся". Если это говорит Апостол, если св. Церковь предлагает нам в этот день такое наставление, то я не дерзну даже мыслить вопреки призыву Церкви изменить это наставление Апостола. Как же мы можем радоваться при гробе Святейшего отца нашего и Патриарха.
И далее профессор проводеник указал основания для этой радости.
1. Воскресение Христа, Который есть начаток умершим.
2. То обстоятельство, что Христос постоянно пребывает в Церкви. Мы лишились нашего Отца и Патриарха, но Христос вечно пребывает в Своей Церкви и Сам спасает ее, Сам посылает делателей на жатву Свою. За судьбу Церкви нам бояться нечего.
3. Личная печаль о Великом Господине и отце нашем Святейшем Тихоне умеряется нашей верою, что упокоит Господь верного служителя Своего в селениях праведных. "За загробную участь Святейшего отца нашего Патриарха Тихона — мы не боимся".
Мы верим и знаем, что он как непостыдный делатель Церкви будет стоять пред Престолом Всевышнего и будет ходатайствовать воздыханием неизглаголанным о Церкви своей, ангелом которой он был здесь среди нас и мы верим, что Господь смилуется над Русской Православной Церковью по молитвам Святейшего отца нашего Патриарха Тихона.
"Со страхом Божиим и верою приступите", возглашает протодиакон. Литургия приходит к концу. Духовенство в белых облачениях выходит из алтаря. Первым идет Патриарший Местоблюститель митрополит Петр, за ним по два в ряд митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты, протоиереи... Кафедра архиерейская небольшая, на ней поместилось только 12 архиереев, остальные сорок протянулись по обеим сторонам гроба до самых царских врат. Священников прибавился еще один ряд, так что духовенство заняло всю середину собора почти от самых западных дверей до царских врат.
Митрополит Петр вышел на амвон и сказал короткое, но прочувствованное слово. "Я не могу говорить, объяснил он, слезы душат меня". Он говорил: "Кого мы хороним, кто предлежит нам? Кому собрались мы отдать последний долг? Мы хороним своего отца Святейшего Патриарха Тихона. Трудна была его жизнь. Тяжелый жребий выпал на долю его править Русской Церковью в такое бурное время. Но он отошел уже ко Господу. Труды и подвиги его закончились. Он предстоит уже Престолу Божию, а все бремя дальнейшего управления Русской Церковью падает теперь на мои слабые силы.
Осиротели мы. Не стало у нас печальника и молитвенника, который для молодых был отцом, для взрослых — мудрым наставников и руководителем, а для всех вообще — другом. Его обаятельная ласка простиралась и на меня, его ближайшего сотрудника.
Помолись же, отец наш, за нас осиротелых. Помолись за паству твою, здесь собравшуюся и за Церковь Российскую, столь тобой любимую. Вечная тебе память, закатившееся солнышко Церкви Русской.
"Кто даст голове моей воду и глазам моим источники слез, дабы плакал я день и ночь? (Иерем.)
Начался чин отпевания. У меня был требник и потому я имел возможность не только служить, но и читать все молитвы и песнопения. 17-ю кафизму читали по очереди архиереи по несколько стихов каждый. Каждение совершал Патриарший Местоблюститель митрополит Петр. Дьякона один за другим выходили для чтения апостола. Митрополиты читают Евангелия, епископы — антифоны. Это было удивительное чтение; чуткий верующий человек за этим множеством архипастырей, в различной манере чтения, интонаций — видел единство воодушевляющей всех веры.
"Братие", медленно и гулко, как церковный благовест, разносится под сводами собора бархатный протодиаконский бас (Холмогорова), — не хощу вас не ведети о умерших, да не скорбите", ...
"Рече Господь" — тихо раздается голос митрополита Петра, веруяй пославшему Мя, имать живот вечный"...
"Господь пасет мя, и ничтоже мя лишит", читает чередный епископ псалом 22 по стихам.
"Аллилуйа" — звучит пение хора.
"Братие", — гремит могучий голос другого протодиакона (Новочадова) такоже и благодать воцарится правдою, в жизнь вечную, Иисус Христом Господем нашим".
"Рече Господь — читает митр. Сергий, — ... якоже бо Отец воскрешает мертвыя и живит, тако и Сын, ихже хощет, живит".
"Коль возлюбленна селения Твоя Господи сил"..., слышу знакомый голос Владыки Венедикта.
"Аллилуйа", — в ответ ему после каждого стиха раздается торжественное пение.
"Волною морскою", начинает хор. Слышатся звуки Великой Субботы, когда Божественный Мертвец почивает во гробе и так отрадно слышать эти "песни исходные Зиждителю" при гробе Святейшего. И среди звуков "песен надгробных Христу умершему", сначала как бы робко вплетается, потом все сильнее и сильнее звучат иные звуки, не тоски и печали, а звуки торжества и победы, гимны Светлого Воскресения, так и кажется, что вот загремят слова Златословесного Вселенского учителя: "Мертвый ни един во гробе".
Четыре тропаря каждой песни читаются по очереди четырьмя священниками.
После пятой песни у гроба Святейшего стал новый проповедник прот. Н. Страхов.
"Отче, Отче, колесница Израилева и конница Его, начал он, так взывал некогда пророк Елисей возносящемуся на небо пророку Илии. Такими же словами с горьким чувством беспредельной скорби в этот день взывают ко Господу миллионы верующего русского народа, лишившиеся своего отца.
Было ли это случайностью. Нет. В истории Домостроительства Божия случайностей не бывает. Знает Господь в какое время послать Аарона и Самуила и в какое священника Ездру. Так знал Господь, когда поставить кормчим Церкви Христовой и почившего Первосвятителя Святейшего Патриарха Тихона.
Время управления твоего было слишком трудно. Корабль церковный бросало волнами и он по временам накренялся то слишком вправо, то слишком влево и многие недоумевали, что же это значит. Дело объяснялось тем, что вся твоя церковная деятельность может быть охарактеризована одним словом: примирение.
Как бы поступил другой кто-либо на твоем месте, сказать трудно, но ты умел провести корабль церковный и сохранил его от потопления. В этом несомненная и величайшая твоя заслуга.
Что будет дальше после тебя со св. Церковью, сказать трудно, но я глубоко убежден, что она, купленная не золотом и серебром, но драгоценною кровию Христа не будет Им забыта.
Про себя же лично ты можешь сказать вместе со св. апостолом Павлом: "Подвигом добрым подвизался, течение скончах, веру соблюдах" (Тим. IV, 7). И ты в своей жизни проявил и веру и любовь Христову. Поэтому мы твердо верим, что даст тебе Господь венец правды, какой Он обещал любящим Его.
Твоя личность была обаятельна и всегда цельна, одинакова, как на школьной скамье, так и во все последующее время.
С какой бы стороны будущий историк не оценивал твою личность, ты всегда в его глазах будешь кристально чистым и нравственно светлым. На твоем имени нет ни единого пятнышка.
Помолимся же, возлюбленные братие, да упокоит со святыми Господь душу новопреставленного нашего Святейшего отца и Патриарха".
"Со святыми упокой, Христе, — рыдает хор, — душу раба Твоего..."
Слово было хорошо задумано и красиво сказано, но это не было то слово, которого все ждали, необходимость в котором чувствовалась. Неприятное впечатление на многих произвело указанное выше выражение: "При нем корабль церковный накренился то слишком влево...Неприятное и обидное, потому что это ясно навеянное кем-то со стороны утверждение, и самое важное — это же неправда. Кроме того, во всех похвалах Святейшему и не только в речи о. Страхова, не было одного: ни слова о любви, великой любви Святейшего и к Церкви, и к народу русскому и к духовенству, и ко всем право стоящим, и ко всем согрешающим.
"Неизреченное чудо...", повеяло вновь ароматом страстей Христовых и священники один за другим читают тропари канона. Очередь подходит все ближе и ближе.
"О радости праведник", читает стоящий рядом со мной московский протоиерей.
"Слава Отцу и Сыну и Святому Духу", — поют священнослужители. И с трепетом я начинаю тропарь: "Кто постоит, Христе, пришествия Твоего страшному прещению..."
Боголепно, без торопливости совершался чин отпевания. Настроение было тихое, печальное, я бы сказал даже — унылое! Все чувствовали, кого они теряли, но никто не решался сказать настоящее слово, которое как плотину прорвало бы эту печаль и указало путь накопившемуся чувству. Но этого слова не было и все почти изнемогали. Чувствовалась усталость и тяжкий душевный гнет.
Но вот "Приидите, последнее целование", ... Началось прощание архиереев, а затем священников. "Зряще мя безгласна и бездыханна предлежаща, восплачите о мне, братие и друзи..."
Отпуст. Мощное: "Во блаженном успении... Великому Господину и отцу нашему Святейшему Тихону, Патриарху Московскому и всея России..." и хватающее за душу "Вечная память". Слезы выступают на глазах, текут по щекам и никто их не стыдится, так естественны и понятны они при гробе Святейшего.
Наступило молчание, точно не решался никто первым подойти, чтоб поднять гроб Святейшего и нести на место последнего успокоения. И вдруг среди этой мертвой тишины раздались слова, кажется, ничего особенного в себе не заключавшие, но которые по своей непосредственности и искренности дали выход общему чувству. Полились слезы, но это уже не были одинокие слезы отчаяния и безысходного горя, не только не облегчавшие душу, а еще более ее угнетавшие, нет. Это были общенародные слезы, слезы умиления и утешения. Точно камень свалился с сердца, точно солнце проглянуло сквозь грозовые тучи и в самой печали указало путь к радости, к надежде. Отвалилась тоска, люди почувствовали себя способными к деятельности и точно торопились выйти на работу для пользы Церкви Христовой во славу Божию.
На амвон вышел Преосв. Борис, епископ Можайский. Он не говорил надгробного слова, но как лицо ответственное за порядок при погребении, сделал только, так сказать, административное распоряжение.
"Сегодня мы хороним Святейшего Патриарха Тихона. На похороны его собралась почти вся Москва. И я обращаюсь к вам с просьбой, которая безусловно должна быть и будет исполнена.
Дело в том, что весь монастырский двор переполнен народом. Ворота закрыты и в монастырь больше никого не пускают. Все прилегающие к монастырю улицы и площади запружены народом. Вся ответственность за соблюдение порядка лежит на нас. При таком скоплении народа малейшее нарушение дисциплины может вызвать катастрофу. Прошу — не омрачайте великого исторического момента, который мы сейчас с вами переживаем. Мы сейчас хороним одиннадцатого по счету Патриарха Российского.
Первым отсюда выйдет духовенство. Потом вынесут гроб, а вы оставайтесь здесь, пока вам не скажут, что можно оставить собор. Поэтому сейчас, когда святители подымут гроб Святейшего, пойдут только священнослужители в облачении. Все остальные останутся на местах. Никто не сойдет с места, пока вам не скажут. Вы должны это исполнить безусловно в память нашего Святейшего отца и Патриарха, и я знаю, что вы это сделаете, и не омрачите ничем этих исторических минут.
Вспомните с каким энтузиазмом мы встречали Патриарха по выходе его из тюрьмы здесь же в этом святом храме. Вспомните, как торжественно и сердечно вы тогда кричали ему "осанна". И я знаю, что эти добрые ваши чувства никогда за это время не изменялись и это восторженное "осанна", вы ни разу не заменили изменчивыми криками "распни его".
Так сохраните же и теперь порядок, чтобы запечатлеть навсегда эти великие исторические минуты. Проводите с такими же восторженными "осанна" нашего Святейшего отца и Патриарха и в будущую жизнь".
Это, как я сказал, административное распоряжение был огненным словом, которое растопило сердца и дало выход народному чувству. Легче стало на душе. Чувствовалась мощь православного русского сознания и единения и готовность служить Христу и Его Церкви.
Лес хоругвей двинулся к выходу. За ними по четыре человека в ряд выходили священники. На открытой площадке пред собором стояли носился, на которые будет поставлен гроб. Кругом стоял народ и около самых ступеней множество фотографов, направивших свои аппараты на носился и на выход в собор. Когда я подошел к ступеням и поднял глаза, то с высоты площадки увидел необыкновенное грандиозное зрелище. Весь громадный двор монастыря был народом, стоявшим также тесно, как в многолюдном храме в пасхальную заутреню. Свободны были только дорожки, по которым пойдет погребальная процессия. Монастырские стены и башни, крыши домов, деревья и памятники — все было покрыто народом. Прямо против дверей собора вдали возвышаются большие монастырские ворота. Сквозь большую арку видна уходящая вдаль к трамваю улица — Донской проезд, там стояла такая же густая толпа, как и во дворе монастыря. Медленно двигались мы по направлению к воротам и остановились при повороте в левую дорожку. Это довольно далеко от собора. Вдруг вся толпа притихла, как один человек. Шум и говор смолк; кажется слышно как муха пролетит. Я оглянулся. На высокой площадке пред собором, на верхней ступени лестницы, стоял с поднятой рукой епископ Борис Можайский. Все взоры обратились на него.
"Молчите. Епископ будет говорить", — слышалось кругом. И епископ заговорил. Это говорил "власть имеющий", — говорил вождь, сознававший, что вся эта многотысячная толпа повинуется его слову. Одно мановение руки и весь этот народ двинется, как одна громадная волна, или застынет, как каменное изваяние.
"Сейчас архипастыри вынесут гроб Святейшего отца нашего Патриарха Тихона... Вы собрались отдать ему последний долг. Последний долг тому, кто так любил вас... Он любил вас всей силой своей великой души... Он жил для вас. Он душу свою полагал за вас — своих любимых духовных детей", — бросал епископ в толу короткие замечательные фразы.
Послушались рыдания. У мужчин на глазах навернулись слезы.
"Покажите же и вы свою любовь к нему. Уже то, что вы собрались здесь в таком неимоверном количестве, ясно говорит, что верующий народ любил своего Православного Патриарха... Монастырь и все прилегающие к нему улицы и площади переполнены народом. Достаточно малейшего замешательства или крика, чтобы произошла катастрофа. Милиции нет. За порядком смотреть некому. Вся ответственность лежит на нас..." И владыка поднял руки к груди.
"Покажите же до конца вашу любовь, не омрачайте последних минут его пребывания среди нас... Никто ни с места!"
Властно и сильно говорил епископ. Его голос в наступившей тишине был далеко слышен.
Из собора показалось шествие. Архипастыри в белых облачениях и золотых митрах несли гроб Святейшего Патриарха. Пение хора слилось с перезвоном колоколов. Гроб был поставлен на носилки. У дверей собора совершалась лития. При пении "Вечная память", святители подняли гроб и процессия двинулась. Вся громада верующего народа запела "Вечная память", и эти мощные звуки неслись далеко за стены монастыря, но никто не сходил с места, пока процессия не обошла вокруг монастыря и гроб Святейшего не был внесен в теплый собор.
Медленно двигалась процессия.
"Помощник и Покровитель..." — слышится пение. Сам народ утроил цепь. Ни толкотни, ни давки. Кому-то сделалось дурно, но народ остался на местах, и только быстро по цепи передавалось известие в санитарный пункт; медицинский отряд тотчас же прибыл для оказания помощи.
С прямой дорожки процессия свернула налево, прошла мимо монастырского корпуса к теплому собору, обогнула его направо, прошла по кладбищу мимо обоих соборов, вышла на дорогу к Донской улице к башне над воротами — келью Святейшего, с которой так много связано воспоминаний.
Много народа всякого чина и возраста видела эта тесная келья над воротами. Процессия остановилась. Лития. Святейший как бы прощался со своей тюрьмой-кельей, где столько им было пережито, где он был одиноким узником, где он был Патриархом Всея России.
Отсюда процессия двинулась вновь к монастырскому корпусу мимо большого собора. На дорожке у зимнего собора вся процессия остановилась. Хоругви от дверей собора выстроились по обоим сторонам дорожки, дальше в таком же порядке стояли священнослужители. Митрофорные протоиереи, архимандриты и епископы священнослужители. Митрофорные протоиереи, архимандриты и епископы следовали в собор. Архиереи несли гроб открытый. Перед гробом иподиаконы — высокий патриарший крест, посох, рипиды, дикирий и трикирий. Два архимандрита несли белый патриарший куколь. За гробом следовал митрополит Петр.
В темные раскрытые двери собора вошли архипастыри, и двери за гробом закрылись. Все утихло. В молчании стоял крестный ход пред закрытыми дверями храма. Там происходила лития. Но вот раздалось пение "Вечная память". Это гроб Святейшего Патриарха Тихона опускали в могилу. Печальный перезвон колоколов точно плакал над могилой Святейшего.
В молчании крестный ход без архипастырей, которые оставались еще у могилы, двинулся к большому собору. Народ устремился туда же и целовал место, где стоял гроб Святейшего.
Вскоре возвратились и архипастыри. Был восьмой час вечера. Народ стал расходиться. Разоблачившись, потянулось к выходу и духовенство. Архиереи отправились в патриаршую келью Святейшего, дабы исполнить его последнюю волю. Народ толпами стоял у кельи и долго еще в наступившей темноте раздавалось пение "Вечная память".
В стену над могилой вделан большой дубовый крест с надписью по-славянски.
"ТИХОН, Святейший Патриарх Московский и Всея России. 25 марта ст/ст. 1925".
На погребении Святейшего присутствовало пятьдесят девять епископов.
За восемь лет своего патриаршества он неуклонно вел Православную Церковь в чистоте апостольской, охраняя ее от различных течений и уклонений. По натуре скромный и глубоко верующий, аскет и молитвенник.
Святейший Патриарх Тихон всегда уповал на Промысл Божий и глубоко почитал Божию Матерь и не простая случайность, что в день Благовещения Святейшей почил.
Обладал необычайным юмором, остро и удачно в шутках давал характеристики святителям.
При вручении жезлов новопоставленным епископам очень часто говорил "пророческие" предвещания, впоследствии сбывающиеся.
Его послания, воззвания, слова и речи за неимением соответствующих источников и ссылок перечислены не все.
Смеем надеяться, что Светлая память Патриарха Тихона сохранится в Православной Церкви навечно и со временем он войдет в нашу историю не только Святейшим, а даст БОГ, и Святым.
См. далее Тихон (Белавин), св.
См. также святитель Тихон Московский, патриарх Московский и всея Руси
|
