Биография
Николай Блохин родился в 1949 году. Русский писатель-фантаст.
С 1979 г. по благословению владыки Питирима и своего духовника иерея Димитрия Дудко, занимался изданием и распространением запрещенной в то время православной литературы, за что в 1982 г. был арестован и осужден на три года лагерей.
Срок лишения свободы был продлен за религиозную пропаганду. В 1986 г. Н. Блохин был освобожден в связи с ослаблением гонений за религиозную деятельность.
Свою первую повесть "Бабушкины стекла" Н. Блохин написал в следственном изоляторе в Лефортово, откуда ему чудом удалось передать ее родным. Творчество Н. В. Блохина целиком посвящено проблемам Православия в современном мире, его защите и проповеди.
Потом были другие повести для детей, а также повесть для взрослых "Глубь-трясина". Эта повесть вместе с другими произведениями для взрослого читателя ("Владимирская", "Татьяна", "Спецпродотряд имени товарища Диоклетиана", "Талант") переизданы издательством "Атлас-пресс" в 2002 году. Как во всех произведениях Н. Блохина, реальность перемежается с чудесным, необъяснимым в жизни. "Глубь-трясина" повествует о временах гражданской войны, когда в тылу у красных на острове посреди болотной топи оказался монастырь, для большинства людей невидимый, а для некоторых избранных (отнюдь не безгрешных) людей видимый. Как всегда, главное в повести Блохина — взаимоотношения человека и Бога, прорыв человека к Богу.
Живет в Ростове-на-Дону.
Приложение:
Юлия Вознесенская:
Однажды мать Ефросиния говорит мне: "Иди-ка в нашу книжную лавку, там привезли книги Николая Блохина "Глубь-трясина" и "Бабушкины стекла"". Хорошо, что к тому времени я уже написала "Посмертные приключения", потому что иначе я не рискнула бы за них взяться. Николай Блохин -- это самая жуткая "зависть" всей моей жизни. Дело в том, что когда я работала в обществе защиты прав человека в Германии, то занималась так называемыми "узниками совести", заключенными за веру, и многодетными семьями. А Блохин попал и в ту, и в другую категорию, потому что к тому времени у него было трое детей. И вот я узнаю, что этот человек сел, получив срок за подпольное издание христианской литературы. Вы не поверите, я себе в волосы вцепилась: "Дурища, что я сделала со своей жизнью!" Я самиздатом занималась, с режимом боролась, а надо было христианские книги издавать. И теперь всю свою жизнь до монастыря я оцениваю как жизнь в "минусе", в том числе и диссидентство, и все, написанное до монастыря.
(http://www.dorogadomoj.com/dr653voz.html)
Николай Владимирович! Постоянным читателям газеты "Как жить" Ваше имя давно знакомо. Расскажите немного о Вашем творческом пути.
- Писать я начал в тюрьме Лефортово. В начале восьмидесятых годов я отбывал срок за издание церковной литературы. В тюрьме написал "Бабушкины стекла" и "Глубь-трясину", главную, как говорят, книгу в моей жизни, хотя я сам не понимаю, почему она главная. Наверное, она просто нравится читателям больше, чем мои другие.
- Расскажите, как Вы пришли к вере?
- К вере я пришел поздно. Крестился я в тридцать два года, на дому, с дочерью в одной купели. Крестил меня иерей Димитрий Дудко. Это был мой первый духовник, служил он в храме села Гребнево Щелковского благочиния. На отца Димитрия воздвигали серьезные гонения. У него была огромная паства, к нему приходила литература из-за рубежа. Тогда только оттуда поступали к нам духовные книги. Ни Евангелия, никаких других церковных книг в наших храмах не было. Это сейчас входишь — душа радуется: тысячи наименований. Тогда это невозможно было представить.
- Николай Владимирович, люди в то время нередко тайно посещали церковь. А Вы решились на нечто большее — страшное и необычное — на издание православной литературы. Как это произошло?
- Нас было пять человек духовных чада отца Димитрия Дудко. Первоначальная идея исходила от отца Димитрия: только для его паствы где-то изыскивать возможности печатания Евангелия, молитвословов, псалтирей в небольших количествах. Но мы рассудили иначе, решили: делать книги нужно не только для паствы одного батюшки, а печатать их столько, насколько потянем — на всю Россию. Здесь возможна только подпольщина, но попробуем, поищем, посмотрим. Подумали, прикинули, помолились, благословились у отца Димитрия. И взяли главное благословение на эту деятельность у замечательного человека, владыки Питирима. Тогда он был архиепископом и начальником Издательского отдела Московской Патриархии. Он сказал: "Мы действительно связаны по рукам и ногам. Но я вас благословляю — вперед! Действуйте. Любая моя помощь вам обеспечена". И благословение владыки мы чувствовали на протяжении всей нашей подпольной деятельности.
- Происходили в это время экстремальные случаи?
- Два года оказались одним большим экстремальным случаем. По-другому тогда быть не могло. И именно благодаря благословению мы выходили сухими из воды. По сравнению с тем, прошлым, КГБ любое ЦРУ — ничто. Но мы-то не профессионалы! Вся наша конспирация была "вилами на воде писана". И все-таки мы издавали книги два года. В итоге наша деятельность расширилась до таких размеров, что мы сами слегка испугались. Как было сказано в приговоре, мы издали 200 тысяч книг и 18 тысяч календарей. Мы использовали казенные средства размножения: ксерокс и государственные типографии. Работали по ночам. Был такой случай. Человек сделал для нас на ксероксе 800 экземпляров сочинений Нилуса в одном томе. И вот 800 экземпляров его книги без обложки, это называется блок, лежат в большом пенале на полу. А тогда КГБ была дана очередная директива, чтобы по пятницам, по окончании рабочего дня, совершался профилактический осмотр тех организаций, где есть множительная техника. И вот картинка: сидит человек, ждет меня. Я должен прийти через полчаса. Вдруг вваливается бригада из первого отдела. А у него лежит Нилус, за которые он семь лет получит точно. Эти блоки в пенале с краев были прижаты блоками чистой бумаги. Не нужно никакого Пинкертона и Шерлока Холмса: просто на него посмотри — и все ясно: он слова сказать не может, весь дрожит. А профессионалы этого не видят! "Вась, что в пенале-то?" — "Б-б-б-бумага!" — "Посмотрим. Давай сюда крайний блок". Открывает Вася дрожащими руками пенал. "Да, бумага! Ну давай крайний с другой стороны". Бумага! Вытащишь еще любой блок, и — семь лет. "Ладно, Вась, закрывай! Мы пошли!" Они в дверь, а тут и я: "Вася, что случилось?" На него смотреть невозможно. А он мне: "Кому свечку ставить?" И выплескивает, что с ним случилось. Отвечаю: "Васенька, двум Николаям. Царю-Мученику и Николаю Чудотворцу". А я как раз, как к Васе шел, вспомнил Государя и я в очередной раз убедился, что для нас значит Царь-мученик. Васе я сказал: "Забираю все и ухожу" — "Погоди, пусть они сначала уйдут!" — "Да нет, вот теперь бояться нечего, сейчас выхожу в открытую, и все будет в порядке". Так и было.
- На какой территории реализовывалась ваша литература?
- От Архангельска до Сочи, Украина, Белоруссия, краешек Эстонии и вся Литва. В Москве нашей литературы осело процентов пять. Я был на реализации. Развозил наши книги по городам и весям бывший таксист, ас по вождению, я всегда ездил с ним. Тогда познакомился со множеством священников, с архиереями. Когда мы были в городе Курске. До этого нам много нехорошего говорили про местного епархиального секретаря, что он чекист, такой-сякой. Так вот, этот "чекист", увидав календари, обомлел: "Беру! Но дайте мне какой-нибудь документ". Документ у нас была благодаря нашим покровителям в Москве. Даем накладную. Он с нами расплачивается: "А теперь, ребятки, бегом!" Мы из двери, ЧК в дверь. Увидав календари, они тоже обомлели: "Это откуда?" — "Из Патриархии привезли" — "Как так? Не делают там календари-то. Есть документы?" Епархиальный секретарь предъявляет нашу чудо-справочку. Они: "Это — липа. А они — бандиты" — "Если бандиты, вы и ловите. А я причем?" Бумажку конфисковали. Требуют календари. И вот этот со всех сторон оболганный человек их не отдал. А дальше: хлеще, чем в американском кино. Я спрашиваю шофера: "Коля, оторвемся?" — "Нет проблем, но у них такие машины..." — "От груза освобождаемся". Оторвались. А календари-то куда девать? Справа от дороги — огромные заросли крапивы. Останавливаемся, в течение секунд календари кидаем в крапиву и дергаем дальше. Но теперь убегать уже не надо. И мы вновь останавливаемся, открываем капот. Коля начинает "чинить" вполне исправную машину. Через пять секунд возле нас — три машины: впереди, сзади, сбоку. Вылезают чекисты: "Здравствуйте! О, московские номера! А везете чего, ребята?" — "Да ничего" — "А посмотреть-то можно?" Посмотрели — нет ничего: "Ладно, что с вами делать..." И они уехали.
Мы выждали немного и к тому месту, где календари бросили. Но ведь Господь еще и смиряет. Я еду мимо этой крапивы — на протяжении двадцати километров: одно и то же. Место забыли! Ай! "Коль, здесь?" — "Нет". — "Лезь туда". — "Нет, давай ты". В такие моменты вспоминаешь Бога: "Господи! Что делать?" Едем дальше, и я говорю: "По-моему здесь..." Крапиву раздвигаем — лежат, родимые календарики. Слава Богу!
- Да, покров Божий был над Вами. Почему же Вы все-таки сели?
- О, благодаря этому покрову мы и сели. Через два года мы обнаглели. Деньги через нас протекали огромные. Мы выплатили людям, которые нам печатали книги, 162 тысячи рублей. Это 1982 год, когда машина "Волга" стоила 6 тысяч. Наши семьи, наши жены получали от нас 250-300 рублей в месяц, тогда это были вполне приличные деньги. Но и не больше. Остальное шло на производство. Поэтому эти 200 тысяч экземпляров мы и сделали. И вот тут взыграла гордынька. У меня появилась мысль: "Мы издаем, а Издательский отдел МП — не может". Я этот грех исповедовал. И свыше было решено: "Пора с вас крылышки срезать!" И они были срезаны 6 апреля 1982 года, накануне Благовещения. Для меня это была благая весть однозначно. Лефортово, десять тюрем, четыре зоны мне подарили самое лучшее в жизни. Я стал писателем, о чем было сказал в начале.
- Николай Владимирович, как вы себя ощущали в этой уголовной среде?
- Замечательно, потому что с точки зрения уголовной среды — я был врагом администрации и заодно всего, что царило тогда в стране. Сидели, в общем, треть ни за что. А я сел, потому что нарушил я закон о монополии на печатное дело. Знал, на что шел. "Меня Господь Бог сюда поместил, — сказал одному сокамернику, — быть может, только для того, чтобы я тебе здесь про Евангелие рассказал. На воле ты меня не выслушал бы". Говорил я о Христе всей камере, один из ста потом приходил в храм.
- Какие-нибудь особо крупные уловы были?
- Открывается дверь, входит грузинский вор в законе. А жизнь на Бутырке складывалась так: я по ночам писал, а утром читал то, что написал, братве на рецензию. А еще я от руки переписывал Евангелие. Именно там я его помнил все: так не бывает. Из всех четырех я брал эпизоды, менял там "Сын Человеческий" на "Сын Божий". Потом, когда вышел, спрашивал у батюшек, правильно ли я делал, они отвечали: "Все хорошо". И этот человек, просек все сразу. А через неделю сказал: "Ребята, когда я выйду — уйду в монахи". Он вышел из тюрьмы, окончил семинарию, ушел в монахи — ныне это архиепископ Кутаисский Антоний, мой хороший друг.
- Расскажите о своих друзьях.
- Часто так получается, что плохие люди окружаются людьми хорошими. Меня всю жизнь окружали люди только хорошие. Дай Бог вам всем таких друзей, как у меня!
Михаил Юрьевич Введенский. Рождения 1954 года, учился на историческом факультете и понял, что все историки врут.
Он мог сесть с нами запросто: "Ничего не знаю!" — "Так сядете" — "Сажайте".
Я читал его показания — хохотал. Наглость давать такие показания! Он меня, оказывается, знать не знает и ведать не ведает. Он развез на себе книг, наверное, килограмм на семьсот.
Бурдюг Виктор Васильевич — мой друг с 1965 года. Все мы были испытаны в Лефортово. В Бутырке мы с ним проводили катехизацию — "камерное" богословие.
"Вик, — предложил я ему, — давай напишем книжечку вопросов и ответов". Вопросы все стандартные: Бог действительно есть? Почему Он допускает то-то или другое? Откуда все взялось? Почему злодеи благоденствуют, а я (он украл у своей жены 20 коп., она его посадила) здесь с тобой сижу?
Я таких вопросов составил сорок пять, Вик — сорок семь. И мы сделали такую книжечку по ночам. Днем приступаем к нашим катехихаторским обязанностям. Беседуем с зеками. Первые вопросы Вику, а по науке — мои. Я сплю, потом он меня будит.
Теперь я начинаю говорить. Про науку. Наука вся — за Бога. Все законы постигаются человеком опытным путем. Ничего, данное нам Богом, нельзя придумать, ни одну формулу нельзя открыть и осмыслить лишь своим умом. Господь как бы провел черту: "До этой линии Я тебе познавать разрешаю. А дальше — стой. Все законы, какие существуют — они от Меня. Законы природы. У природы, которая создалась хаотично, не может быть законов. Есть закон движения тел, на котором основывается вся механика, его можно постичь. Но задавать вопросы, почему этот закон действует именно так — полное безумие. Вопрос "почему" — некорректен с точки зрения науки. Такова природа вещей. Вещей, созданных... вещами? Создавшихся самостоятельно? Нет, Я вам все создал, все собрал, Я установил и дал вам законы, которые вы используете. Человек, придумай что-то помимо Меня, создай новое! Не получится. Тебе даны законы, которые не могут возникнуть сами по себе или по воле творения. По ним и живи".
- Наша газета называется "Как жить". Этому нас должны учить святые книги, священники. Но все же, как вы считаете, православные писатели, деятели культуры могут научить людей, как жить?
- Дорогие братья и сестры! Писатели и прочие деятели культуры довольно часто своей жизнью могут сделать только одно — показать, как жить не надо. Но писатели пишут. Я уже говорил на эту тему: писать я себе положил только об одном: Бог и человек, человек и Бог. Другой темы нет. Я ее недостоин. Но весь мир состоит из недостойных. Господь это знает. И я не учу жить. Просто рассказываю о чем-то в свете Священного Писания, творений Святых Отцов. Для этого у меня есть духовные цензоры: архимандрит Тихон, владыка Алексий. Я не богословствую. Часто рассказываю о моем ощущении Царя-Мученика. До сих пор не могу спокойно смотреть на его портрет. Я не слезливый человек. Не плакал даже, когда у меня умер 18-летний сын, состояние было такое: "Бог дал — Бог взял". Но, при взгляде на портрет Царя, на его святое семейство, у меня появляются слезы сами собой. И грех цареубийства я беру на себя. Думаю, что Царь-мученик будет мне в дальнейшем помогать в моих писаниях, поскольку сейчас для меня эта тема основная: это человек, который своим видом, поведением, словами, жестами, всей своей жизнью, не думая об этом, показывал всем, как надо жить.
Записала Наталья Кузнецова
(http://otechestvo.org.ua/intervyu/inter_151102.html)
|
