Биография
Игнатий (Брянчанинов Дмитрий Александрович), епископ Кавказский и Черноморский.
Родился 5 февраля 1807 г. в селе Покровском, Грязновецкого уезда, Вологодской губернии, в дворянской семье.
С ранних лет будущий епископ очень любил природу особенной вдумчивой любовью и в общении с нею находил удовольствие и отраду. В детские годы обнаружилась и его исключительная религиозность.
Димитрий получил прекрасное домашнее воспитание и образование.
В 1822 г. (когда ему исполнилось 15 лет) он, по настоянию отца, поступил в Петербургское главное инженерное училище, хотя уже в то время запросы души его были совсем другие. Сын высказал отцу свое желание "поступить в монахи", но это его пожелание было воспринято, как шутка.
В училище Димитрий проявил незаурядные способности.
13 декабря 1824 г. ему было присвоено звание инженера-прапорщика.
В 1826 г. он окончил училище первым учеником. Происхождение, воспитание, блестящие способности и родственные связи молодого инженера открывали пред ним блестящую светскую карьеру. Но никакие блага мира не могли удовлетворить его души. Стремление к монашеству не ослабело в нем с годами. Единомышленником в этом стремлении был лишь его друг Чихаев, с которым объединяло их родство душ.
Сразу после окончания училища Димитрий Александрович подал прошение об увольнении от службы. Это прошение не было принято. Кроме того, Димитрию Александровичу было приказано в течение 24 часов выехать из Петербурга к месту назначения в крепость Динабург. Целый год он трудился в крепости. За это время у него очень сильно пошатнулось здоровье и по вторичном прошении (в 1827 г.) он был уволен от военной службы. В этом же году Димитрий уехал к своему духовнику о. Леониду в Александро-Свирский монастырь, где был принят послушником. Началась новая страница в жизни будущего епископа.
В течение нескольких лет ему пришлось странствовать из одного монастыря в другой вслед за своим старцем о. Леонидом. 28 июня 1831 г. в Вологодском Воскресенском соборе Димитрий был пострижен в монашество с именем Игнатия; 5 июля рукоположен во иеродиакона, а 20 июля — во иеромонаха.
6 января 1832 г. Игнатий был назначен настоятелем Пельшемского монастыря Вологодской епархии. Этот монастырь находился в очень запущенном состоянии, и молодому настоятелю предстояла большая и трудная работа по восстановлению хозяйства монастыря и поднятию подвижнического духа в среде братии.
С ревностью взялся Игнатий за порученное дело и вскоре добился больших успехов.
28 мая 1833 г. он был возведен в сан игумена. Вскоре он заболел изнурительной лихорадкой. Для восстановления здоровья требовалась перемена климата.
6 ноября 1833 г. он был назначен настоятелем Николо-Угрешского монастыря под Москвой (по ходатайству митр. Московского Филарета). Но это назначение осталось только на бумаге. В то время о. Игнатий уже приобрел известность как настоятель. Хорошо знавший его и прежде император вызвал Игнатия в Петербург.
25 декабря 1833 г. он был назначен настоятелем Троице-Сергиевой пустыни близ Петербурга.
1 января 1834 г. возведен в сан архимандрита.
В должности настоятеля Троице-Сергиевой пустыни он трудился в течение 24 лет. А трудиться было над чем.
Троице-Сергиева пустынь находилась в очень грустном состоянии; нравственный кровень братии служил соблазнам для посетителей и соседей монастыря. Этому духовному запустению соответствовал и внешний вид обители, многие здания которой пришли в такую ветхость, что в них опасно было войти.
Новый настоятель с большим старанием и терпением взялся за капитальную перестройку монастырских зданий, благоустроение монашеского общежития и восстановление благолепия в богослужении. Все эти задачи были с большим успехом выполнены архимандритом Игнатием. Обитель обстраивалась и благоукрашалась. Богослужение, совершавшееся здесь, сделалось образцовым. Монастырскиие напевы были предметом особых попечений архим. Игнатия. Он заботился о сохранении старинных церковных мелодий. Известный церковный композитор прот. П. Турчанинов, проживавший с 1836 по 1841 гг. в Стрельне, рядом с Троице-Сергиевой пустынью, проводил, по просьбе о. Игнатия, занятия с монастырским хором и написал для него несколько лучших своих произведений. М.И. Глинка также написал для этого хора несколько песнопений.
Друг о. Игнатия М. Чихаев, обладавший замечательным музыкальным талантом, в свою очередь, немало потрудился для благолепия совершаемой в обители службы.
Келейник о. Игнатия И. Малышев, отличавшийся незаурядными художественными способностями, много содействовал украшению обители и собственными иконописными работами и умелым выбором икон и священных изображений.
Монастырское братство благодаря неусыпным трудам и попечениям своего настоятеля сделалось настоящей духовной семьей.
Дверь в настоятельские келии была всегда открыта для всех, начиная от старшей монастырской братии и кончая самым юным послушником: каждый мог прийти к своему архимандриту, обратиться к нему с любым вопросом и получить от него отеческий совет, назидание и утешение. "Вы знаете, — писал о. Игнатий в одном из своих многочисленных писем, — как я живу в монастыре: не как отшельник, а как глава семейства".
В это время значительно возрос круг знакомств (личных и письменных) о. Игнатия. Уже многие видели в нем опытного и авторитетного духовного наставника. Духовное просвещение от о. Игнатия получали и монахи и миряне, люди самого высокого культурного уровня и простецы. Для каждого он находил тот ключ, которым открываются двери сердца. О. Игнатий в совершенстве обладал искусством принимать исповедь помыслов, здесь сказывалась его всесторонняя духовная опытность. Он сам умел владеть собой во всех случайностях жизни и учил этому же самообладанию и терпению своих духовных детей. Плоды его многолетнего внимательного наблюдения над собой составляли его огромное духовное богатство: он научился распознавать и различать все страстные движения человеческой природы и врачевать их благодатию.
Имея в виду прежде всего духовные потребности своих знакомых, а также религиозные интересы всех, ищущих ответа на запросы духа, о. Игнатий часто стал браться за перо, чтобы возможно более раскрыть свой духовный опыт. В это время им написаны многие из его лучших аскетических произведений. В этих произведениях с особой отчетливостью выступают те отличительные черты, которыми характеризуется духовный облик их автора. Особенностью его жизни и миросозерцания явилось полное самоотвержение ради точного исполнения Евангельских заповедей в скрытом от любопытствующих взоров иноческом подвиге.
На этом жизненном опыте, на этом личном подвиге основано все то, чему учил в своих писаниях о. Игнатий. Главная тема его сочинений — учение о внутреннем совершенствовании человека, приступающего к аскетическим подвигам, и о его взаимоотношениях с людьми и с существами духовного мира.
К многопопечительной деятельности настоятеля архим. Игнатия добавилось еще одно ответственное и трудное послушание. 22 июня 1838 г. он был назначен благочинным монастырей С.-Петербургской епархии. На этом поприще ему пришлось, в частности, потратить много энергии для наведения порядков среди братии Валаамской обители.
Между тем, о. Игнатий тосковал по уединению, по аскетическим подвигам. Постоянно отвлекаемый от своего идеала множеством служебных обязанностей и приемом многочисленных посетителей, он вел самый суровый образ жизни. Но человеческая зависть и злоречие распространяли об архим. Игнатии разные нелепые слухи. Однажды в гости к архим. Игнатию приехал его давний друг о. Софония. До последнего не раз доходили слухи о том, что о. Игнатий живет в "роскошном" монастыре, в придворном великолепии.
Увидев обстановку парадных настоятельских келий в Троице-Сергиевой пустыни, о. Софоний с грустью подумал, что слышанное им вдали от Петербурга подтверждается фактами на месте. И он спросил друга: "Что же о. Игнатий? Где наши мечты о пустыни, о строгих подвигах и лишениях?". О. Игнатий молча повел гостя в самую дальнюю комнату своих настоятельских келий, и там о. Софония увидел одни пустые стены, икону с лампадой и рогожу на полу... Таков был ответ о. Игнатия на вопрос друга.
Много пришлось пережить и вытерпеть Игнатию в годы настоятельства в столичном монастыре. В сыром приморском климате усилились его болезни. Но тяжелее болезней было переносить обыденную клевету и людское злоречие, вызванные завистью человеческой. Вот как вспоминал этот период сам еп. Игнатий в статье "Плач мой". В 1833 г. я был вызван в Сергиеву пустынь и сделан ее настоятелем. Негостеприимно приняла меня обитель — Сергиева пустынь. В первый же год по прибытии в нее я поражен был тяжкою болезнью, на другой год другою, на третий третьею; они унесли остатки скудного здоровья моего и сил и сделали меня изможденным, непрестанно страждущим. Здесь поднялись и зашипели зависть, злоречие, клевета; здесь я подвергся тяжким, продолжительным, унизительным наказаниям без суда, без малейшего исследования, как бессловесное животное, как истукан бесчувственный; здесь я увидел врагов, дышащих непримиримою злобою и жаждою погибели моей... Опытно познал я таинственное значение молчания Христова перед Пилатом и архиереями иудейскими...".
Изнуряемый тяжелыми недугами, архим. Игнатий просился на покой, но его просьбы остались неисполненными. За все 24 года настоятельства в Троице-Сергиевой пустыни он только три раза получил отпуск для поправки здоровья. Самым продолжительным и благотворным был отпуск, полученный им в 1847 г. и продолжавшийся в течение года. Все это время он провел на берегу Волги в Николо-Бабаевском монастыре Костромской епархии. Здесь он и лечился и трудился над своими аскетическими произведениями, вел переписку с братией Троице-Сергиевой пустыни.
Возвращение из тихой Бабаевской обители в шумный Петербург представлялось о. Игнатию "отвратительнейшею микстурою", но ему еще долго пришлось нести это тяжелое послушание.
Среди многих и тяжких испытаний и переживаний приходили к нему и новые утешения: все более ширился круг лиц, настроение которых гармонично сочеталось с высокой духовностью архимандрита Игнатия. Они видели в нем истинного духовного отца, а он радовался сердцем и усматривал в этом общении с духовными детьми исполнение своего жизненного призвания. Вот что писал он по этому поводу: "Служение братии словом Божиим! Какою восхитительною, насладительною картиною представляется очам души моей это служение!... Бесконечно милосердный Бог подал мне в руки это служение. Не только подал мне в руки, но и извещает многим душам искать от меня этого служения. Теперь все время мое взято этим служением. Как утешительно перекликаются со мною многие души! Иная с одра болезни, другая из изгнания, иная с берега Волхова, иная с берега Двины, иная с поля Бородинского, иная их хижины, иная из дворца... Душа, где бы она ни была поставлена, если не убита нечувствием, везде ощущает нужду в слове Божием, везде падение гнетет ее, давит. Произношу слово Божие в беседах личных, пишу его в беседах заочных, составляю некоторые книги, которые могли бы удовлетворить нуждам нынешнего христианства".
Такое понимание о. Игнатием его жизненного призвания соединялось с его постоянной мечтой об уединении. Он стал задумываться о том, где же ему водвориться на жительство, когда, наконец, он получит желанное увольнение на покой. Но этим мечтам о. Игнатия еще не суждено было осуществиться.
27 октября 1857 г. архим. Игнатий был хиротонисан во епископа Кавказского и Черноморского.
Это назначение было столь неожиданным для Игнатия, что он был потрясен им, но принял его за послушание, как принимал все предыдущие назначения. В своей речи при наречении во епископа он говорил: "Страшен для меня сан епископа при мысли о немощи моей. Страшусь, чтобы вместо назидания не принесли мне соблазна братиям моим и не уготовать себе большего осуждения на суде Христовом. Счел бы я более сообразным с силами моими провести остаток дней моих, как и начало их, в безмолвии пустынь, в созерцании греха моего. И опять я страшусь! Страшусь воли моей, чтобы, последуя ей, не последовать вместо Бога самому себе и тем не навлечь на себя непредвиденного бедствия. В недоумении моем отрицаюсь себя, предаю и временную и вечную участь мою в руце Бога моего. Связанный избранием вашим... с покорностью и трепетом преклоняю главу под бремя, могущее сокрушить недостойного".
4 января 1858 г. прибыл епископ Игнатий на место своего нового назначения в г. Ставрополь и в канун Богоявления совершил здесь первое свое служение.
Епархия, во главе которой был поставлен еп. Игнатий, потребовала от него крайнего напряжения сил. Учреждена она была сравнительно недавно (еп. Игнатий был третьим архиереем на этой кафедре).
В тот период еще не закончена была Кавказская война, продолжалось заселение этого обширного края. Население края было многонациональным и разноверным. Духовенство по своему развитию часто мало соответствовало своему назначению. Много затруднений возникало из-за того, что в казачьих станицах духовенство было изъято из ведения епархиального архиерея и подчинялось военному "обер-священнику".
Бюрократический консисторский аппарат также был постоянной помехой для епископа.
Однако, несмотря на все трудности, Владыка ревностно приступил к исполнению своих архипастырских обязанностей. Он заботился об устроении богослужения и о нормальных отношениях духовенства и мирян. Когда в состоянии его здоровья наступало временное, хотя и очень относительное улучшение, он совершал объезды своей обширной епархии.
Несмотря на множество дел, связанных с управлением епархией, преосвящ. Игнатий и на Кавказе продолжал свои духовно-литературные труды и вел обширную переписку.
Но здоровье его все ухудшалось. В июле 1861 г. он почувствовал полное изнеможение и невозможность продолжать управление епархией и подал прошение об увольнении на покой с определением ему места жительства в Николо-Бабаевском монастыре. Прошение это было удовлетворено 5 августа 1861 г., а в октябре того же года он приехал в избранную им пустынную обитель, которую получил в управление. Этой же обители суждено было стать его последним земным пристанищем.
Еп. Игнатий быстро привел обитель в образцовый порядок и, наконец, получил возможность полностью отдаться своему любимому делу — заняться духовно-аскетическими писаниями, продолжая питать свою душу молитвой и богомыслием. В этих трудах и провел он свои последние годы; дух его был постоянно бодр, но плоть, сокрушаемая болезнями, часто изнемогала.
Жизнь его в Николо-Бабаевском монастыре была жизнью затворника. Он только один раз (в 1862 г.) выезжал из обители. Все свободное время его было наполнено молитвой и занятиями, связанными с подготовкой к изданию его творений. В первые три года Владыка принимал посетителей. Но силы его все более оскудевали, и он решительно готовился к переходу в иной мир и говорил об этом окружающим.
Он молился, чтобы ему был открыт день кончины и получил просимое.
В 1867 г. Владыка (с большим трудом) совершал последнюю литургию в Св. Пасхи.
Уклоняясь от общения с людьми, он жил еще телом на земле, но душой уже был в другом мире.
Наступил воскресный день 30 апреля — неделя святых жен-мироносиц. Владыка рано утром причастился Святых Таин в своей келии и с Канонником в руках лег — по причине крайнего изнеможения — на постель.
Войдя к Владыке перед благовестом к поздней литургии, келейник Василий нашел его уснувшим смертным сном. Лицо его сияло светлой радостью.
Погребение Владыки Игнатия было совершено по пасхальному чину 5 мая 1867 г. в Николо-Бабаевском монастыре епископом Кинешемским Ионафаном, викарием Костромской епархии.
Епископа Игнатия можно назвать светлой личностью, отличительную черту которой составляет ее внутренняя сосредоточенность и самособранность. В нем постоянно чувствуется преобладание жизни внутренней над внешней.
Игнатий Брянчанинов — это самособранный, сосредоточенный аскет-подвижник, искатель и ревнитель душевного спасения для себя и ближних. В душе этого Божьего избранника никогда не гас яркий благодатный светильник веры во Христа. Его вера, к какой он призывал всех своих духовных детей, была та, которая может родиться только в детски-чистом сердце, которая все принимает с любовью и этим входит в любовь к ближним, а ее в любовь к Богу.
Он был наделен светлым и глубоким умом, но этот могучий светлый ум был соединен не с гордым превозношением и дерзким самомнением, а с истинно-монашеским смирением, он считал и называл себя "непотребным грешником" и постоянно плакал о грехах своих.
Он не стремился к благам земным, но неизменно желал только одного блага — душевного спасения. "Ничто тленное, преходящее не может удовлетворить человека, — говорил он. — Если оно кажется удовлетворяющим, — не верьте ему: оно только льстит. Не долго будет льстить, обманет, ускользнет, исчезнет, — оставит человека во всех ужасах нищеты и бедствия. Божие — положительно, вечно".
К этому вечному, к познанию истины он стремился всю свою жизнь и шел не отступая ни на шаг от избранного пути.
Труды:
Сочинения еп. Игнатия Брянчанинова, т. 1-5, 3-е изд. СПб, 1905 (Аскетические опыты и Аскетическая проповедь).
Отчетник, 3-е изд. СПб, 1891.
О покаянии (Рус. палом., 1888, № 11, с. 125-126).
Письма преосвященного к близким ему лицам. СПб, 1881.
Письма к Антонию Бочкову, игум. Черемецкому, 1872.
Приношения современному монашеству — правила наружного поведения для новоначальных иноков и советы относительно душевного иноческого деяния. 7-е изд. СПб, 1907.
Слово о смерти и прибавление к нему. 6-е изд. СПб, 1900.
Приготовление к таинствам исповеди и св. причастия. 3-е изд. СПб, 1900.
О степени скорбей (учение св. отцев). 4-е изд. СПб, 1904.
О кончине мира (три поучения). 5-е изд. СПб, 1907.
Литература:
Соколов Л. Епископ Игнатий (Бранчанинов). Киев, 1915.
Путинцев М., прот. Черта из жизни еп. Игнатия Бранчанинова. Душеп. чтен., 1878.
Михаил, архиеп. Епископ Игнатий Бранчанинов. Ж. М. П., 1967, № 5 и 6.
Коваленвский А. Игуменья Емилия, основательница Верхне-Харьковского девичьего монастыр. Душеп. чтен., 1885.
Лесков Инженеры-бессребренники.
Тихон, игумен Искатель, с. 48-50.
Савва, епископ Воспомин. о преосвящ. Леониде, архиеп. Яросл. и Ростов. Харьков, 1877, с. 62-64.
Поселянин Е. Русские праведн. последних веков. СПб, 1917, с. 314.
Вертбицкий Поездка на Валаам. Истор. вестн., 1913, март, с. 988-1015 пр. 997.
Соловьев А. Николо-Бабаевский монастырь, с. 62-74.
Савва, архиеп. Хроника моей жизни. Св.-Троицк. Серг. Лавра, 1901, т. III, c. 358; 1904, т. V, с. 451-741; 1906, т. VI, с. 58.
Толстой Ю., № 348.
Булгаков, с. 1413.
Строев П., с. 273, 1026.
Денисов, с. 141, 323.
Н. Д., с. 77.
Списки архиереев, № 348.
Историко-стат. свед. о СПб епарх.
Записки русского инока-афонца. Душеп. собес., 1901, с. 179.
Историч. очерк Николаевского Угреш. м-ря. М., 1872, с. 109.
Историч. опис. Моск. Богоявл. м-ря. М., 1902, с. 18.
Церковн. вопросы в России или рус. дух. вед. Браила, 1896, с. 37-38.
Воспомин. архим. Пимена, настоят. Николаевского, что на Угреше м-ря. М., 1877, с. 22-24, 406, 407.
Церковный вестн., 1891, № 34, с. 532.
Ж. П. Б., январь, с. 77-81; апрель, с. 310-326, том доп. 1, с. 249.
Душеп. собесед., 1895, апрель, с. 120.
-"- 1914, с. 289-290.
Приб. к Ц. В., 1903, № 31, с. 1162-1171.
Русская старина, 1879, апрель, с. 657 п/с. 2.
-"- 1880, ноябрь, с. 608.
-"- 1885, июль, с. 168.
-"- 1904, июнь, с. 559.
Истор. вестник, 1885, июль, с. 218-219; декабрь, с. 34.
-"- 1906, август, с. 527-530.
Рус. палом., 1916, № 8, с. 127-128.
Рус. инок, 1910, № 9-10, с. 131-138.
-"- 1911, февраль, с. 63; вып. 8, апрель, с. 18-19; вып. 9, май, с. 16-17; № 10, май, с. 12-13.
Рус. инок, 1912, вып. 50, с. 8-11.
-"- 1913, вып. 88, с. 999-1004; вып. 90-92, с. 1183, п. 12, 1187, п. 14, 1188, п. 15.
-"- 1915, № 8, с. 448, пр.
Рус. архив, 1889, I, с. 518 (Татьяна Васильевна Шлыкова).
-"- 1893, кн. 2-я, с. 153-158 (Из писем Игнатия Брянчанинова к С.Д. Нечаеву).
-"- 1897, кн. 2-я, с. 443 (Из писем А.П. Дубовицкого к Н.И. Буличу).
-"- 1900, кн. 3-я, № 10, с. 235-236.
Екатерин. еп. вед., 1872, № 10.
Мариуполь и его окрестности, 1892.
Ж. М. П., 1945, № 3, с. 73.
-"- 1958, № 1, с. 57-69.
-"- 1967, № 5 и 6.
БЭЛ, т. V, с. 797; т. VII, с. 641-642.
БЭС, т. I, с. 926.
БЭЮ, т. 9, с. 781.
РБС, т. VIII, с. 45.
|
