Архиереи



Николай (Касаткин), св.

  
  

 
Биография

(продолжение)
Наконец, мы не можем не остановиться на организации архиепископом целой школы для изучения японского языка русскими мальчиками, командируемыми для этой цели из Восточной Сибири. Началось это дело так: за год или за два до начала русско-японской войны адмирал Алексеев командировал в Токио двух мальчиков Феодора Легасова и Андрея Романовского к Преосвященному Николаю для обучения их японскому языку и грамоте в духовной семинарии. Владыка с удовольствием принял этих мальчиков, за содержание которых миссии уплачивались самые ничтожные суммы. Началась однако война, и об этих мальчиках в России совсем забыли. Высылка денег на их содержание прекратилась и епископ имел бы полное право отправить их на родину вместе с уезжавшими перед войной русскими. Он, однако, так не сделал. Наоборот, он убедил мальчиков остаться в Японии, объяснив им всю важность изучения японского языка. И прошло целых три года, прежде чем наши восточно-сибирские власти вспомнили о забытых детях. Их содержала, кормила и обучала все это время Православная Японская Миссия и обучила настолько, что по первому же требованию они были в состоянии выехать и занять места переводчиков: один — в Харбине, другой — в Хабаровске.
Этот пример побудил Харбинских и Хабаровских властей командировать в духовную семинарию уже целый комплект русских мальчиков, которые обучались там японскому языку и письменности.
Судьба этих мальчиков всегда сильно интересовала архиепископа. Он чувствовал, что в миссии слишком много прямого дела для того, чтобы уделять силы делу постороннему, но, признавая, что такая система командировки детей в страну является наилучшей из всех для подготовки русских толмачей, он мирился с неудобствами и продолжал работать. Его глубоко возмущали статьи дальневосточной прессы, настаивавшие на бесполезности командировок таких мальчиков в Токио, только потому, что некоторые из них, оказавшись непригодными для изучения японского языка, были отправлены архиепископом обратно на Родину. "Удивительно мало у нас системы и выдержки, говорил он по этому поводу. У русских в крови какой-то анархизм, непременно все ломать и разрушать до основания. Скажем, построен дом. Если он неудовлетворителен, то раньше чем его сломать, нужно хорошенько обдумать, во-первых, где жить во время постройки, во-вторых, чем его заменить; у русских же не так: прежде всего сломать, отменить, уничтожить, разрушить, а потом уже будем думать, что делать дальше. Вот теперь с этой школой: только что налаживается дело, только что ребята начинают переходить на настоящую работу, учатся вместе с японцами, ходят в японские классы, начинают привыкать к японской скорописи, только что дело налаживается, сейчас уж и закрывать. И опять останемся, как старуха в сказке: "будем сидеть пред своей избушкой с разбитым корытом".
Архиепископ сильно желал развития дела толмачевской школы в Токио, но он признавал для этого необходимым дать ей несколько другую постановку, а именно, выделить ее в особое учреждение, усилить в ней преподавание русского языка и русских предметов и ввести для учащихся особую систему командировок, по которой дети, по усвоении японского языка и письменности настолько, чтобы учиться вместе с японцами, отсылались бы, каждый в отдельности, из Токио в японские школы в провинцию на год или два, где они усовершенствовались бы в языке, не видя ни одного русского и не слыша за это время ни одного русского звука. Для этого, конечно, он считал необходимым особое соглашение с японским правительством.
Владыка смотрел на дело сближения Японии и России с чисто государственной и культурной точки зрения и смотрел чрезвычайно широко. Он видел в этих двух державах добрых соседей и считал, что отношения между ними должны быть именно добрососедские, для установления которых необходимо, чтобы и Россия знала Японию в совершенстве и Япония знала Россию в такой же мере. "Но что мне делать, говорил он, если все преимущества для этого изучения лежат на стороне Японии. Японец страшно усидчив и работоспособен. Он при том горяч. Он борется за каждое дело безотлагательно и ведет его настойчиво и неуклонно. И правительство, и общество, и отдельные лица в Японии в большинстве случаев таковы. Раз что бы то ни было признано необходимым, — кончено: находятся немедленно и средства, и деньги, и пути, и люди, и дело кипит. Существует и еще несколько условий, благоприятствующих изучению России японцами. Во-первых, японцы бедны, и они едут поэтому, повсюду, где только можно обеспечить для себя благосостояние. Русские владения для них в этом отношении чрезвычайно удобны, а потому и много японцы знают по-русски. Во-вторых, за время изучения иероглифов японцы до такой степени тренируют свою память, что им изучение всякой другой письменности представляется делом почти шуточным, а сидеть часами за книгой они привыкают также с самого раннего детства, так как изучение грамоты и усидчивость для них представляются понятиями совершенно неотделимыми: выучить иероглифы без усидчивости невозможно. В-третьих, у японца существует какая-то прирожденная, или, может быть, выработанная тысячелетней культурой жажда знания; он хочет все знать, все перечитать. На книги никто почти из них не скупится тратить деньги, и только этим можно объяснить и огромный тираж японских газет и то большое число изданий, которое выдерживают их книги. Словом, японцы, если и не всегда талантливые, то в большинстве случаев трудолюбивые и исполнительные ученики, и в этом — большой залог их успеха".
К области работ, предпринятых архиепископом Николаем в целях просвещения Японии относительно православия, нужно причислить прежде всего его труды по переводам Священного Писания, богослужебных книг и богословской литературы. Переводы последней делались исключительно с русского языка, и отсюда мы естественно можем понять, что одна часть русской умственной сокровищницы стала уже достоянием японцев. Если же мы примем во внимание, что первые времена русской культурной истории, главным образом, являются историей деятельности духовенства и что наша первая литература почти совпадает с литературой гомилетической, то окажется, что путем переводов наших церковно-исторических и проповеднических трудов японцы знакомились и с древней историей России.
Переводами книг религиозного отдела далеко, однако, не исчерпывается еще просветительная деятельность архиепископа на почве сближения России и Японии. Архиепископ старался вкладывать в души своих питомцев любовь к России и необходимость культурного ее изучения, он распространял между юношами знание русского языка, никогда не уставал при случае говорить о необходимости для православных японцев изучения России, которая является для них матерью по вере, и радовался, когда ученики Суругадайской семинарии начали печатать в японских журналах переводы из русских классиков. "Пусть переводят и читают, говорил он. Узнав русскую литературу, узнав Пушкина, Гоголя, Лермонтова, графов Толстых, Достоевского, нельзя не полюбить России".
Всякому понятно, какой огромной затраты сил и энергии со стороны архиепископа требовало проведение в жизнь вышеизложенной организации Православной Духовной Миссии. Ему недостаточно было только дать другим идею каждого из вышеназванных учреждений миссии, но требовалось прежде всего самому лично стать и выполнителем этой идеи, проделать почти единолично всю черную учредительскую работу, подготовить людей, которые могли бы продолжать начатое им дело, отыскать для учреждения помещение и средства, выработав его бюджет и постоянно соразмерять этот бюджет со средствами миссии, всячески воздерживаясь от неосторожного расширения дела, на ведение которого не хватало бы средств. Так он сам был первым переводчиком, первым ректором, преподавателем и экономом семинарии, вел катехизаторские курсы, организовал женскую школу и детский приют и внушил способным к живописи идею воспользоваться имеющимися в соборе образцами русской православной живописи и начать подражать им. Но эта вся работа была для архиепископа только радостью и утешением, хотя протекала она далеко не в легких условиях.
Окидывая общим взглядом всю жизнь архиепископа Николая, мы должны по чистой совести сказать, что до последних лет, она далеко не была усыпана розами, и в этом отношении терновый венец на него возлагался одинаково и японским и русским обществом.
В Японии, как уже известно, архиепископу приходилось всю жизнь до самых последних дней бороться с ненавистью. На него, как на крупную фигуру, обрушилась вся злоба, душившая японское общество по отношению к России до последней войны. Начиная с жреца Савабэ, желавшего убить архиепископа, проявление ненависти со стороны японцев преследовало владыку постоянно. Без преувеличения миллионы газетных статей за эти 50 лет объявляли его "ротаном", т.е. русским шпионом. Православные христиане назывались в Японии: "Никораи но яуц", т.е. Николаевские негодяи, или "Суругадаи но яцу", т.е. Суругодайские негодяи. Всякий шаг архиепископа на почве распространения православия и апостольского служения толковался печатью как зловредный для Японии, всякое открытие молитвенного дома или церковной общины трактовалось как расширение сети русских шпионов, опасное для государственной независимости Японии. Когда же архиепископ вздумал соорудить Суругдайский храм, то злоба японцев совершенно не имела границ. Строились самые фантастические планы для того, чтобы помешать постройке церкви, причем все это делалось на почве патриотизма. В расположении православного храма на высоком холме Суругадая усматривали опасность для императорского дворца и чуть ли не оскорбление величества.
Только после японо-русской войны отчасти под впечатлением удовлетворенной национальной гордости, отчасти на деле убедившись, как далека была вся деятельность владыки от политических интриг, японское общество начало смотреть на него разумнее и сознавать свою несправедливость. В этом отношении чрезвычайно характерным является отзыв одной из самых шовинистских и руссофобских газет "Ниппона", напечатанный об архиепископе Николае в 1909 году. "Если бы архп. Николай был рожден в другой стране и принадлежал к другой церкви, писала эта газета, то он был бы высоко уважаем нашим народом, как талантливый иностранец, имеющий самые разнообразные и тесные отношения с японцами, оказавший стране большие услуги и любящий последнюю, как свою вторую родину. Но, как русский по происхождению и епископ греческой Церкви, архп. Николай пользовался, в лучшем случае, индифферентным отношением со стороны японцев". И этот отзыв нельзя не назвать в лучшем смысле слова справедливым.
Каково же было отношение к архиепископу Николаю со стороны русских?
Нам всем прекрасно известно отношение русского общества к Японии до японо-китайской войны. "У всякого, писал в одной из своих статей архиепископ, при упоминании об японцах рисуется в воображении только какая-то фигура в халате, смешно приседающая и хихикающая". В этот период отношения русских к архиепископу Николаю с его занятиями японским языком и китайской письменностью было в лучшем смысле снисходительно-насмешливое и покровительственное, как в умственной ограниченности, в худшем же — совершенно презрительное. Нам памятны те времена, когда открыто высказывались взгляды, что "заниматься иероглифической письменностью и языками могут только идиоты", а об японской прессе иначе не говорили, как только снисходительно искажая слова: "Ну что, как у вас там ваши Ничи-Ничи" или "Жи-жи", или "Хоин симбуны?".
Как на наглядный пример того, насколько мало в России считались со взглядами архиепископа Николая на Японию и ее значение для России, насколько мало ценили его занятия японским языком и не придавали им какую-либо реальную стоимость, достаточно указать на факт полного пренебрежения его докладами и литературными трудами, имеющими всецело общечеловеческое значение. В 1869 году, например, когда архп. Николай ходатайствовал в С.-Петербурге об основании Православной Японской Миссии, им подана была директору тогдашнего Азиатского Департамента Министерства Иностранных Дел Стромоухову записка, в которой излагался обзор истории, религии, государственного строя и условий жизни Японии и доказывалась идея о большой государственной будущности этой страны, вполне оправданная последующими событиями. В этой записке не имелось никаких ни секретов, ни политических сообщений. И что же? Она пролежала в архивах Министерства Иностранных дел целых тридцать девять лет, пока, наконец, какими-то судьбами оказалась извлеченной из пыли и напечатанной на страницах апрельской книжки Русского Архива за 1907 год, под заглавием "Япония". Докладная записка иеромонаха Николая П.Н. Стремоухову, 1869 года.
"Можно ли искать большего игнорирования человека, большего пренебрежения и его трудам над изучением никому неведомой тогда Японии?".
Если так относились к деятельности архиепископа Николая сферы, ближайшим образом, казалось бы, заинтересованные в его работе, то о кругах, вообще скептически судящих о пользе миссионерства, и говорить было нечего: им владыка был прямо бельмом на глазу.
Таким образом, делавшего свое прямое, святое культурное дело и ни в чем кроме этого неповинного архиепископа Николая травили с двух сторон: японцы — как русского политического агента, шпиона, агитатора, сеющего на японской почве измену и симпатии к вероломной, хищнической России; русские — как деятеля, сообщающего Японии о России то, чего ей нужно знать, подготовляющего из японцев знатоков русского языка и расточающего русские деньги для того, чтобы подготовлять врагов России. Деятельность архиепископа объявлялась, таким образом, не только бесполезной, но и вредной, а на него самого многие в России смотрели просто как на охваченного странной манией оригинала. Нечего и говорить, что работать при таких условиях в течение пятидесяти с лишним лет можно, только обладая нечеловеческой силой воли.
Архиепископа Николая спасли для дела две, руководившие им во всю жизнь идеи: первая — идея апостольского служения, подвига распространения православия среди язычников; вторая — горячее убеждение, добытое путем изучения истории Японии и проверенное опытом, в том, что его работа должна стоять вне всякой связи с политикой, что она носит чисто религиозный характер и не допускает никаких деловых сношений с Россией, кроме как на почве чистой религии.
Кроме этих общих, крайне тяжелых условий повседневной жизни, архиепископу выпадали от времени до времени тяжелые испытания и церковного нестроения, с которыми приходилось ему бороться не одной только лаской, примером личного подвига и настойчивостью, но и применением архипастырского права власти на благо и спасение дела Японской Православной Церкви.
Нам очень мало известно до сих пор о внутренней жизни Церкви в Японии. Но нельзя сказать, чтобы она всегда шла совершенно гладко и спокойно и, чтобы архиепископу Николаю не приходилось переживать тяжелых минут.
В этом отношении много скорби доставляло ему неумеренное стремление молодых членов японской Церкви к ее самостоятельности и независимости от Русской Церкви, так называемый вопрос о "докурицу" (т.е. самостоятельности). Исходной точкой сторонников этой идеи было признание справедливости тех упреков, которые делались Православной Японской Церкви со стороны японских патриотов, обвинявших православных японцев в измене отечеству и в том, что они существуют на средства, получаемые от России, которая стремится якобы через православие распространить свое политическое влияние на Японию и присоединить ее к своим владениям. Во время поездки архиепископа в Россию в 1879-1888 годы эти реформаторы организовали специальное общество, называвшееся "Юсигикаи", т.е. "Общество, стремящееся к справедливости", и выработали проект полного преобразования церковного управления и особенно заведывания ее деньгами. Под этим проектом подписался, между прочим, ближайший сотрудник архиепископа Николая о. Павел Савабе и затем катехизаторы Пуда, Ясуги, Канамори, Саваидэ и др. Всех этих реформаторов, очень хороших христиан, описывали как идеалистов, не имевших никакого понятия ни в управлении Церковью, ни вообще в практической жизни. Их чрезвычайно смущал факт получения Церковью денег из России, про которые тогдашние руссофобы чрезвычайно любили говорить японской пословицей: "абу во цуцунте, хэби во дасу", т.е. потряси куст и вытрясешь змею (которая тебя ужалит).
Преосвященный Николай отлично сознавал всю незрелость и необдуманность подобных стремлений. Он очень хорошо знал, что Православная Церковь в Японии, не успевшая еще окрепнуть, не имеющая ни монашества, ни достаточного числа лиц с высшим богословским образованием, ни материальных средств для содержания церквей, миссии с ее учреждениями и школами и духовенством, не в силах пока существовать самостоятельно; поэтому, по возвращении из России, он принял в отношении к обществу "Юсигикаи" меры большой строгости. Отец Павел Савабэ был переведен из Токио в провинцию, некоторые катехизаторы уволены со службы, а другие удалены в глухие приходы.
Идея о самостоятельности Японской Церкви никогда не прекращала своего существования в ней, и архиепископ являлся самым первым и горячим ее сторонником. Но он строго, даже беспощадно относился ко всем тем японцам, которые под прикрытием этой идеи фактически желали взять в свои руки только заведывание получаемой церковью субсидии. По отношении к таким людям, у архиепископа был всегда только один ответ: "Все те суммы, которые собирают православие с японцев, поступают естественным образом, в распоряжение церквей и расходуются по усмотрению приходских советов. Что же касается до сумм, получаемых из России, то они находятся в распоряжении начальника Православно-Японской Миссии, распределение их зависит исключительно от его усмотрения".
Беспрерывный апостольский подвиг, праведная жизнь, особая прозорливость, ревность по вере, упорный труд, непреклонная твердость характера, ревнующего о славе Божией, составили убеждение между верующими в Японии, что архиепископ Николай близок и угоден Господу и что Он прославил его небесной славой.
Духовный писатель.
Лично перевел на японский язык круг богослужебных книг, весь Новый Завет и почти весь Ветхий, православное исповедание Св. Димитрия, Катехизис, краткую Священную Историю и много других книг духовно-богословского содержания. Под его руководством переведены почти все самые лучшие богословские сочинения. Им были основаны также журналы: "Православный Вестник", "Православная беседа", "Скромность" и др. Кроме того, ежегодно подробные отчеты о деятельности Японской миссии в Православное Миссионерское Общество и письма к разным лицам.
Свои труды печатал в "Московских Ведомостях", в "Христ. Чтении" и в "Страннике".

Труды:
"Япония с точки зрения христианской миссии". "Русский Вестник", 1869.
"Япония и Россия". "Древняя и Новая Россия", 1879.
"Письмо к Высокопреосв. Иннокентию, митр. Московск.". "Изв. Каз. Еп." 1878, № 17, с. 483-486.
"Письмо к Высокопреосв. Тихону, архиепископу Северо-Американскому". "Приб. к "ЦВ" 1905, № 29, с. 1221-1224.
"Рапорт Совету Православного Миссионерского Общества". "Миссионер", 1879.
"Докладная записка об Японии директору Азиатского Департамента П.Н. Стремоухову". "Русск. Архив", 1907.
"Письмо к Преосвящ. Вениамину, епископу Камчатскому, о состоянии Японской миссии". "Прав. Собес." 1874, январь, с. 64-84.
"Письма из Японии". "Московские Ведомости".
Poucenie govejuscim v dni Velikogo posta, in: ZMP 1979, 2, 31-32; Std0 1982, 2, 20-22.

Литература:
"Церк. Ведом." 1889, № 11, с. 102, 1890, № 19, с. 212, № 25, с. 257, 1897, № 28, с. 305, 1899, № 24, с. 220-222.
"Приб. к "ЦВ" 1888, № 48, с. 1355, 1889, № 20, с. 556, № 27, с. 783-791, 1890, № 14-15, с. 480-482, № 19, с. 629, 631, 1891, № 11, с. 344, № 13, с. 403-410, № 18, с. 600, № 26, с. 869, № 40, с. 1390-1396, № 43, с. 1490, 1892, № 49, с. 1762-1764, 1893, № 3, с. 112-116, 1896, № 29, с. 1053-1060, 1905, № 22, с. 895, № 15, с. 631-641, № 37, с. 1565-1569, 1906, № 13-14, с. 673, № 35, с. 2510, 1910, № 26, с. 1063-1068, 1911, № 28, с. 1230, 1912, № 6, с. 187-188.
"Труды К.Д.А." 1884, май, с. 40-43, 1891, июнь, с. 147-148.
"Русск. Паломн." 1904, № 17, с. 294, № 19, с. 384, № 26, с. 454, № 45, с. 780-782, 1905, № 3-4, с. 38-40, № 43, с. 686, № 45, с. 780-782, 1910, № 26, с. 414-416, 1911, № 39, с. 624, 1912, № 9, с. 143, 144, № 11, с. 172-173, № 15, с. 228, № 34, с. 519, № 44, с. 694.
"ЖМП" 1945, № 8, с. 66, 67, 1950, № 10, с. 29-34, 1959, № 11, с. 50, 1960, № 10, с. 15-16.
"Душеп. Собес." 1912, с. 347-350, 1913, с. 80, 1915, № 2, с. 37, 39.
"Русск. Инок" 1912, вып. 54, с. 61-62, вып. 55, с. 16, 17, 1913, вып. 82, с. 636-639, 1915, № 14-15, с. 799-801.
"Прав. Собес." 1897, март, с. 186, декабрь, с. 4, 1899, январь, с. 5, 1901, январь, с. 87, март, с. 311-312, 1905, март, с. 539-541, 1910, ноябрь, с. 19, 1912, май, с. 686-694, декабрь, с. 8-12.
"Богосл. Вестн." 1915, т. X-XI-XII, с. 884.
"Состав Св. Прав. Всер. Син. и Рос. Церк. Иерархии на 1910 год", с. 256-257.
"Списки архиереев Иерархии Всерос.". СПБ, 1896, № 459, с. 68.
"Церк. Вестн." 1891, № 9, с. 141, № 20, с. 317, 1895, № 4, с. 104, 1910, № 25, с. 758-763.
"ЖМП" 1960, № 7, с. 43; № 8, с. 58.
"Изв. Каз. Еп." 1880, № 16, с. 439-440, 1912, № 8, с. 263, № 9, с. 289-295.
"Русск. Прав. Церк.", с. 162, 194.
"Русск. Архив" 1889, кн. 3-я, с. 223.
Булгаков, с. 1418.
БЭС т. II, стб. 1657, 2402.
НЭС т. XXVIII, стб. 556.
"ЖПБ" т. II, дополн., с. 35-61.
Родосский А. "Биогр. Слов. студентов СПБ Дух. Академ.", с. 307-308.
"Мисс. Календ." 1907, с. 136.
"Кормчий" 1912, № 7, с. 92, 91.
"Хроника моей жизни" "Автобиограф. записки Высокопреосв. Саввы, архп. Тверского и Кашинского", том VI, с. 149, 150, 153.
Св. Троиц. Серг. Лавра 1906, т. IX, с. 69, 393, 1911.
Мальцев прот. "Об архп. Николае (Касаткине)", с. 395 (с портретом).
Галахов И. св. "Страждущая Церковь". "Церк. Вестн." 1904, № 12, 13.
Жукович П. "Высокопреосв. Николай (Касаткин)". "Церк. Вестн." 1910, № 25.
И.Г. "Из деятельности "Апостола Японии". "Истори. Вестн." 1912, март.
Позднеев Д. "Архп. Николай (Касаткин)". "Церк. Вед." 1912, май, № 11, 12, 13-14, 15, 16, 19.
Платонова А. "Апостол Японии архп. Николай".
Казем-Бек А. "Апостол Японии архп. Николай (Касаткин)". К столетию православия в Японии. "ЖМП" 1960, № 7, с. 43-58.
Казем-Бек "Сотрудники архп. Николая". "ЖМП" 1960, № 8, с. 58-68.
Амбарцумов Е. прот. "Архп. Японский Николай (Касаткин)". "ЖМП" 1961, № 10, с. 14-20.
Сергий (Ларин) Архп. "Славный юбилей архиепископа Николая (Касаткина)". "ЖМП" 1961, № 12, с. 22-88.
Вишневский Е. свящ. "Мои воспоминания о в Бозе почившем архиепископе Николае Японском". "Изв. Каз. Еп." № 18, с. 579-584.
Am 10.4.1970 beschlo? der Hl. Synod, EB Nikolaj (Kasatkin) heiligzusprechen angesichts seiner offenen Verehrung durch die Glaubigen in Japan (ZMP 1970, 5, 60.
A. Buevskij, Russkaja Pravoslavnaja Cerkov'za Granicej, in: ZMP 1950, 10. 29.
Arkadij Tyscuk, Japonskaja Avtonomnaja Pracoslavnaja Cerkov' (Kratkaja istoriceskaja spravka), in: ZMP 1970, 11, 42-47; 12, 43-51.
Tropar' svjatomu ravnoapostol'skomu Nikolaju, Archiepiskopu Japonskomu, in: ZMP 1970, 11, 59.
ZMP 1970, 1, 7; 9, 2.
Antonij (Melnikov), Svjatoj Ravnoapostol'nyj Archiepiskop Japonskij Nikolaj, in: Bogosl. trudy 14(1975)5-61.
Pozdneev D., Archiepiskop Nikolaj Japonskij. Vospominanija i charakteristika. SPB 1912.
Std0 1971, 5, 4-8; 4, 55-57.
Kondrasov, I., Archiepiskop Nikolaj Kasatkin, apostol Japonii, in: ZMP 1972, 11, 62-64.
Svjatitel' Nikolaj — Apostol Japonii, in: Cerk. Vest. 1982, 1/2, 39-49.
K 70-letiju blazennoj konciny prosvetitelja Japonii, Preosv. Archiepiskopa Nikolaja (Kasatkina), in: Prav. Zizn' 1982, 2, 1-7.
Archim. Sergij, Pis'ma missionera, sotrudnika archiepiskopa Nikolaja Japonskogo, in: Prav. Zizn'1983, 1, 14-18; 3, 14-22; 4, 6-12; 5, 8-13; 8, 9-15; 9, 13-21; 11, 23-34.
Acathiste a notre Pere parmi les Saints egal aux Apotres archeveque du Japon, in: Le Messager orthodoxe 1980, 86, 33-39.
Mitropolit Nikolaj Japonskij, in: Cerk. Vest. Zap. Evr. Ekz. 1950, 28, 16-18.
Павлович Н.А. Святой равноапостольный архиепископ Японский Николай. М.: ПСТГУ, 2007. 159 с.



Благотворительный фонд «Русское Православие» © 1996–